Три узды

И случилось странное и страшное. Эти простые, такие неуместные сейчас слова заставили меня дернуться вбок, да так, что я чуть не завалился на пол: чтобы устоять, мне пришлось опуститься на колени. Внутри меня, откуда-то из-под сосущего желудка, бурным, отвратительно свежим водоворотом ринулись вверх забытые эмоции, звуки, запахи и ощущения. Еще не понимая, что происходит, я знал, что они несут с собой какое-то страшное откровение, которое тщательно скрывалось моим сознанием много лет, мутную тайну, которая должна была сокрушить мою личность, и, предчувствуя этот удар изнутри, я закрыл глаза и вцепился в волосы пальцами.

Я вспомнил.

* * *

– Я завтра уеду, – сказала Ася.

– Куда? – рассеяно спросил я. Не то, чтобы мне было сильно интересно.

– Домой.

– Зачем?..

– У мамы н-ноги совсем никакие. Надо помочь… с картошкой. И вообще.

Я лениво посмотрел на нее. Вся она была чистенькая, опрятная, скромная. Скучная. Скучным был однотонный шерстяной сарафан с синими пуговками, и целомудренно теплые молочные колготы, обтягивающие пухлые икры, и закрытые туфли с пряжками бабушкиного фасона, и волосы, гладко заколотые в немудрящий узел, и бледное лицо, для которого любая косметика была запретным плодом из-за непременной аллергии. Школьница-заучка на линейке, разве что бантов не хватает. Непорочность, возведенная в занудство. Были времена, когда эта постная невинность будила во мне запретные, порицаемые мной самим, но невыносимо жгучие желания: своего рода либидо, настоянное на родительском умилении. Это работало, пока мы встречались урывками, скрываясь от всех, и закончилось ровно через неделю после того, как мы, в той же обстановке строжайшей и неясной мне тайны, стали вместе снимать квартиру. После наступил тягостный период длиной чуть ли не в год, когда вид любой мало-мальски яркой женщины, встреченной на улице, отзывался во мне уколом ревнивой зависти – непонятно только, к кому. Впрочем, потом появилась Нина… и стало полегче.

– Надолго?

– Не знаю… – она замялась, и это значило, что она стесняется о чем-то попросить. – Н-наверное, долго. Она же там одна. И к-картошка…

Я представил, как этот тепличный ангел, задрав попу кверху, копается детскими пальчиками в картофельной грязи, и поморщился.

– Далась тебе эта картошка, – хмыкнул я. – Имей в виду, я с тобой не поеду. Не завтра, по крайней мере.

Она промолчала, глядя себе под ноги. Я тоже посмотрел. При ходьбе она ставила носки туфель немного внутрь, и это всё еще было мило.

– Ася, я сто раз говорил, что у меня все не так, как у тебя, – я старался быть убедительным. – Я не могу просто взять и уехать в деревню. Меня все время ждут какие-то дурацкие люди. У меня работа, понимаешь? Неужели так сложно предупредить заранее?

И снова она не ответила, и я уже был уверен, что она молчит назло, транслируя свое недовольство напрямую мне в мозг. Чтобы пригасить раздражение, я дососал остатки пива и с грохотом швырнул бутылку в урну у тротуара. Затылок Аси чуть вздрогнул.

– Ладно, – мрачно заявил я, сдавшись. – Я приеду в субботу и мигом выкопаю всю твою картошку. Все, закрыли вопрос? Теперь ты не будешь дуться, как мышь на крупу?

Она, наконец, подняла голову и скептически задрала рыжую бровь:

– Да что ты завелся-то? Там картохи этой… на полдня. Сиди дома, отдохнешь хоть. Я п-просто задумалась, как мы теперь вообще будем – я там, ты здесь…

– Всё равно, – по инерции сказал я, остывая, – надо было раньше сказать. И мы могли бы что-то придумать. С нами и с твоей мамой.

– Ну вот, сейчас у т-тебя есть возможность что-то придумать, – печально улыбнулась она.

– То есть ты точно решила ехать?

– Да. П-прости.

Я вдруг почувствовал странное воодушевление. Мелькнула мыслишка о том, что если Ася будет торчать хрен знает сколько на матушкиных грядках, то, значит, Нина… Да нет же, болван! – я мысленно врезал себя по башке, ужасаясь собственной подлости. Всё, в жопу всех этих Нин, Оль, Лен, Насть и прочих шлюшек, которые спят и видят, как бы спустить перед первым встречным юбку. Хватит… Буду монашески сидеть один и писать свои долбанные рассказы, и может быть, если меня все оставят в покое, то начнет что-то получаться. Максимум – пиво по вечерам… И вообще, подумал я, радоваться можно только тому, что небольшая разлука пойдет нам обоим на пользу. Буду приезжать к ней… ну, скажем, на выходных. Или через выходные. И все будет хорошо.

– Ты не скучай, пожалуйста, – тихо сказала Ася. – Я же все равно буду с тобой, п-просто издалёка. И буду думать о тебе все время. Буду приезжать к тебе на выходных… И все будет по п-прежнему. Да?

– Нет уж, – вздохнул я. – Лучше я к тебе. Через выходные…

– Хорошо… я тебя люблю.

– Я тоже.