Три узды

По пыльной лестнице я поднялся на первый этаж тихой окраинной хрущевки, которую мы когда-то избрали своим гнездышком. Постучал в облупившуюся деревянную дверь, и она тут же распахнулась, словно Ася ждала, высматривая меня в глазок. Впрочем, вернее всего, дело было в крохотных размерах квартиры – в советские времена счастливые новосёлы называли такую планировку «малосемейкой», а нынешнее поколение после некоторого затруднения отнесло бы к студии. В ней был один мой хороший шаг в любом направлении – и добираться до двери дольше, чем за пару секунд, можно было лишь в том случае, если визит гостя застал вас в туалете.

– Ым-мы мы-мы?.. – поинтересовалась Ася.

В зубах у нее был надкушенный пряник, здоровой рукой она придерживала дверь, как бы не решив, стоит меня пускать или нет, а левой, беспомощной, прижимала к груди банное полотенце. Голову с влажными волосами она наклонила вбок, и разглядывала меня внимательными, но, слава Богу, спокойными серыми глазами.

– Что? – не разобрал я.

– Привет, говорю, что пришел? – она, наконец, сообразила достать пряник изо рта, отпустив дверь, и теперь я, наверное, мог войти, но в нерешительности продолжал топтаться на площадке.

– Стас пропал, – сообщил я, постаравшись вложить в эту фразу побольше дружеской озабоченности.

– Стой здесь, – приказала она. – Дай п-переоденусь.

Она развернулась и исчезла за дверью душа, но я успел отчетливо различить и розовые ноги, и распаренные ягодицы, и блестящую капельками воды спину, и стыдливо уставился в пол. Твою мать, о чем я думаю?

Ася возилась в ванной, а я, поколебавшись, разулся и зашел в дом. Действительно, все как прежде, диван на месте, и все такой же, вероятно, ободранный, хоть и заботливо накрытый цветастым покрывалом. Впрочем, странно ждать, что годы пойдут ему на пользу… Видно было, что хозяйственная Ася успела здесь обжиться: было чисто, единственное окно вымыто, даже цветок какой-то успел поселиться на подоконнике; на микроскопической кухне, условно отделенной от комнаты хлипкой шторкой, пыхтел, апоплексически трясясь, холодильник, а на столе, рядом с новеньким блестящим чайником, стояла чашка в нарядный горошек. Не Бог весть какая обстановка, но все-таки уют. Интересно, неужели у Аси, после стольких лет в больнице, остались деньги – да хотя бы на тот же чайник? И неужели так повезло, что квартира стояла пустая, без жильцов, и замок не сменили? Что бы я делал, если в этой квартире меня встретили чужие, посторонние люди?..

Появилась Ася. Она причесалась, натянула шорты и майку, и в таком виде смотрелась сущей школьницей. Прошлепав босыми ногами, она взобралась на диван и уставилась на меня настороженным взглядом:

– Есть хочешь?

Я покачал головой.

– Т-тогда повтори, что у тебя там случилось…

– Стас пропал, – проникновенно сказал я.

– Угу… – она задумчиво покивала. – Какой Стас?

Я оторопел.

– Ну, как… Твой брат, Станислав. Ты чего?

– Станислав? – она вздрогнула. – Есь?

– Да не хочу я есть!

– Да н-не есть, а Есь! Есь его зовут?

– Кого – Стаса? – совсем запутался я.

– Да какого Стаса?!.

– Подожди, – замотал я головой, – ничего не понимаю. У тебя брат есть?

– Не знаю… – она в каком-то замешательстве оглянулась. Глаза ее странно блестели.

– Час от часу не легче… Как это можно не знать – есть у тебя брат или нет?

– Ну, допустим, есть.

– Его зовут Стас, так?

– Не так. Его зовут Станислав… по п-паспорту. А так он Есь.

– Что за дурацкое имя! Это детское ваше, что ли?

Она села на диван и закрыла лицо руками. Точнее – рукой: вторая, короткая, тоже дернулась было вверх, но на полпути бессильно упала на колени. Я испугался:

– Ну ладно, ладно, не дурацкое… Есь так Есь. Да ты не переживай, найдем мы его…

– Может, не надо?.. – она посмотрела на меня в щелочку между пальцами.

Я вздохнул.

– Слушай, что происходит, а? Ты из-за Стаса расстроилась?

– Нет. Потом расскажу. Может быть. Ты больше ничего н-не хотел мне сказать, только это?

– Да в общем… Еще я хотел тебя увидеть.

– Зачем?

– Соскучился.

– Ну смотри, что с т-тобой поделать…

А на что тут смотреть? На голые ноги? Я перевел взгляд в окно. Там тоже была Ася – и я, конечно. За стеклом была туманная мгла, не было видно даже разлапистых тополей и кустов сирени, которые кто-то посадил так близко к дому, что даже в хорошую погоду они напрочь закрывали солнечный свет (для Аси, с ее бледным меланиновым дефицитом11 и сопутствующей светобоязнью это стало решающим аргументом при выборе жилья). В этом потустороннем молоке будто расположилась еще одна комната с теми же персонажами – ярко освещенные лампой под потолком, мы нечетко отражались на фоне тумана, словно перенеслись в заоконное облачное царство. Удивительно, насколько тихой и уютной вдруг показалась мне эта картина – особенно по сравнению с неловкостью и напряженностью по эту сторону стекла. Словно все было как встарь, и просто юная пара неторопливо тратила свой выходной на спокойное, понимающее молчание, такое необходимое после дерганной рабочей недели.

– Т-ты говорил, десять лет? – спросила Ася мое отражение в окне. – Это правда?

– Да, – просто ответил я.