Три узды

– Жаль. Я бы ей рассказала, какой ты на самом деле муж…

Не дай Бог, подумал я. А впрочем… уже плевать.

Пока Ася бродила по комнатам и залам, с любопытством разглядывая наши вещи, я переоделся в походное, выгреб из холодильника сок, какие-то яблоки – в общем, все, что нашел (путь до родового гнезда Аси был не сказать, чтобы дальний, но, судя по всему, скорого обеда нас не ожидало), и заправился таблетками из Нининой миски – идиотская погоня снова разбудила в моей голове нудный тревожный звон. Я представил себе, что было бы, если бы этот маньяк вынудил нас остановиться, и решительно извлек из сейфа карабин – тот самый. У него был складной приклад, и поэтому его было удобно носить с собой в специальном рюкзаке. Спустившись вниз, я залез в шкаф, вытащил из него теплый Нинин свитер и, поколебавшись, протянул его Асе. Она возмущенно запыхтела, но, к моему удивлению, взяла без пререканий и комментариев. Теперь мы были готовы к дороге.

* * *

Где-то в невидимом небе выглянуло солнце, но здесь, внизу, все по-прежнему было укутано туманом – разве что теперь он чуть посветлел и напоминал уже не грязную вату из больничного матраца, а разбавленное молоко из той же больничной столовой. Это были, безусловно, положительные климатические изменения, но дороги так толком и не было видно – поэтому ехать приходилось медленно, и путешествие затягивалось. Признаться, я был этому рад, и еще больше радовался, если бы оно не закончилось никогда. Я уже не чувствовал тягостного стеснения от близости Аси, и с удовольствием ощущал нежное тепло ее плеча рядом со своим. Она, кажется, тоже несколько оттаяла – во всяким случае, теперь она рассказывала сама, не дожидаясь, пока я начну вытягивать из нее слова клещами. И то, что она говорила, было удивительно.

– Мне кажется, я раньше видела ту машину. Наклейки – п-помнишь?

– Где ты видела? Тогда, раньше?

– Нет. Из окна – там, где я была, пока не ушла.

– В больнице?

– Нет… в одном доме.

– Ты была в каком-то доме?

– Ну… да. Знаешь, я ведь т-тоже не ангел.

– Да что ты?

– Да. Во-первых, я обманула тебя – там, вчера. Я не была в больнице. А во-вторых, у меня как бы тоже был муж… наверное. Не знаю, как лучше сказать.

Я чуть не выпустил руль, и машина нервно вильнула.

– Н-нет, не так, – продолжила она, медленно подбирая слова. – Сначала я все-таки была в больнице. Что-то такое припоминаю… во всяком случае. Но когда совсем пришла в себя, то это была просто комната. В обычной квартире. И там…

– Что?

– Ну, видишь… Это всё Еська.

– Асечка, – терпеливо сказал я (сколько было когда-то споров по поводу того, как правильней – Асечка или Асенька… она предпочитала второй вариант, но сейчас пропустила нелюбимое обращение мимо ушей). – Прости, но я ни хрена не понимаю. Ты не могла бы рассказать все по порядку? И что это за имя такое – Еська? Это что, собака? Или хряк?

– Ладно, – с трудом согласилась она. – Ты п-прав. Что размазывать. Он же мне не родной брат – приемный. Родители никогда не скрывали. Ты его хорошо знаешь?

– Думал, что неплохо.

– Ну тогда ты заметил, что мы очень разные. По внешности, я имею в виду. Совсем непохожи, да?

– Ну да. Но я никогда не придавал этому значения.

– Я тоже. Но он такой… т-темный, потому что он не русский. Он из коренных, с-сибирских. Есь – это в честь какого-то их легендарного волшебника13… Мама была учительницей, ты знаешь, а его родители разбились на снегоходе. Провалились в полынью на реке. Она и взяла его маленького к себе. А тогда в документы не давали любые имена п-писать, вот и записали Станиславом. Я и не знала, что он тебе Стасом назвался. Дома все – Есь да Есь…

– Так, – глубокомысленно заметил я. – С этим разобрались. И что дальше?

– Ну, он много старше меня. Я когда родилась, он совсем взрослый был. И он ко мне так относился… Не к-как к сестренке. Как к дочке, все думали. А потом выяснилось, что все еще хуже.

– В смысле?

– Он сначала все помогал маме меня мыть. Потом п-просто мыл сам, я уже большая была. Подглядывал иногда, как я сплю – я видела… И все видели, что он ко мне… неровно дышит. Он вообще странный был, Есь. Животных мучал втихую. Однажды – думал, что я ушла, а родителей не было – пошел во двор, схватил гуся за лапки, ну и… – она хихикнула, а я поразился бесхитростности деревенского восприятия.

– Но людей не т-трогал. Все равно все были рады, когда его в армию загребли. Пили всем селом три дня. А потом – ну, созванивались на праздники, и все. Особо не виделись.

– Пиздец какой-то, – прошептал я, и тут же шлепнул себя по губам. – Извини, вырвалось…

– Ничего, в целом ты прав, – улыбнулась она. – Ну ладно. И вот потом, значит, что было. Я, когда очнулась, сначала ничего не могла – ни двигаться, ни говорить. Лежала п-просто, как бревно. Только смотрела. И так несколько н-недель, или, может, месяцев, не знаю. И рядом был он. Еська. Это было в его доме, понимаешь?

– М-да, – протянул я, предчувствуя нехорошее.