Но она уже достала платок, смочила его губами, и, присев на корточки, принялась оттирать круглую дощечку с фотографией. Та сверкнула вдруг неожиданно ярко, и Ася вскрикнула. Я встревоженно наклонил к ней голову, пригляделся и отшатнулся в смятении: с портрета смотрело мое лицо – уставшее, пыльное, на мутном белом фоне.
– Зеркало, – прошептала Ася. – И тут Еська…
– П-почему зеркало?!. – заикаясь то ли от неожиданности, то ли перенимая манеру Аси, спросил я.
– Это тоже из его сказок… Он говорил, что душа человека – эта та его часть, которую видно, но нельзя п-потрогать. Например, тень, или отражение в воде, понимаешь? Это тоже его предки так считали.
– Бред какой-то… В зеркало же видишь себя, а не того, кто похоронен… Значит, свою душу, а не его?
– Так в этом всё и дело…
Я замолчал, не в силах понять этой трансцендентной простонародной мудрости. Ася – насупленная, с недоверчиво оттопыренной губой, – внимательно изучала свое отражение в исцарапанном зеркале. А я смотрел на нее. И вдруг – буквально на какой-то миг – ее милое, но привычное лицо преобразилось волшебным образом: косые закатные лучи окрасили белокурые пряди теплым розовым светом; тени на белой коже обострили мягкие прежде черты, наполнив их возвышенной строгостью; серые глаза потемнели и налились завораживающей глубиной. Замерев от восторга, я вдруг увидел в ней то, что раз за разом выискивал в те месяцы, что мы были вместе – и с ревнивым разочарованием не мог найти: она всё же оказалась красавицей, пусть и не обычной, напоказ, – а тайной, укрывающей свою истинную красоту по врожденной, девственной скромности. Теперь я точно знал, что не ошибся в своем выборе, и больше мне не надо было насильно убеждать себя в этом. Мне даже не надо было больше на нее смотреть, чтобы знать, что она… лучшая? Я тут же решил испытать свою уверенность – с трудом оторвав взгляд от сияющего в лучах солнца профиля, я вынул из ее руки платочек и потер буквы, еле видные под зеркалом. Под слоем грязи проступила надпись:
– Астра?! – ошарашенно потряс я головой. – Звезда?
– От хуя узда, – неожиданно грубо парировала Ася, мигом вернув меня на грешную землю. – Ненавижу это имечко… А ты что, столько со мной прожил, и ни разу в паспорт не залез?
– Нет, – я растерянно потряс головой. – Слушай, а почему тогда – Хомячкова?..
По-видимому, ничего более идиотского спросить было нельзя, но Ася не обиделась, а, наоборот, еле заметно улыбнулась:
– Это от бабушкиной фамилии – Коммишхоффен. Язык сломаешь, да? Вот местные и переиначили по-своему…
– Какая странная фамилия15
… А я думал ты финка. Ну, или это… мордовка, что-то в этом роде.– Я-то? Я русская… а вот бабушка была эстонской немкой.
– Это поэтому ты такая блондинка?
Она прыснула, немного нервно, но все же с облегчением. И предпочла сменить тему:
– Знаешь, я так испугалась… что т-тут мама. А это всего лишь я. Смешно, да?
– Очень, – согласился я. – Пойдем отсюда, а? Вернемся в город, отдохнем… и придумаем, что нам делать дальше.
Но Ася для очистки совести решила сорвать сухую траву на могилах. Я, конечно, принялся помогать, но она бросила эта занятие так же неожиданно, как начала, и обреченно махнула рукой:
– Тут до ночи провозимся… Потом приеду и уберу. Или вместе. Если т-ты еще куда-нибудь не пропадешь…
– Непременно, Асенька, – пробормотал я, взял ее, наконец, за руку (она не стала отнимать ее, как раньше) и повлек через заросли к калитке.
Она уже устала, и чуть заметно прихрамывала на одну ногу, а я, хоть и был измотан поездкой, да и вообще – всеми свалившимися на мою голову приключениями, чувствовал себя странно легко: наше общение все-таки начинало налаживаться, и на жизненном горизонте проявлялись кое-какие перспективы.
Мы вышли к машине. Еще издали я приметил, что она стоит, странно завалившись на бок, и подумал, что если я оторвал подвеску на бездорожье, то нас ждут большие проблемы с возвращением домой. Но все оказалось куда как хуже. Подойдя ближе, я обнаружил, что все четыре колеса спущены – а точнее, каждое из них грубо и злонамеренно разрезано, да так, что наружу торчали куски корда. Я не успел даже испугаться, Ася тоже еще ничего не поняла, мы посмотрели друг на друга, и в этот момент грохнул выстрел. Я увидел, как с сухим треском рассыпается боковое стекло – и услышал, как звонко и страшно вскрикнула Ася. Не помня себя, я рванулся к ней, но она, по всему, была невредима, просто испугалась, и тут раздался второй выстрел, ударивший с медным звоном куда-то под капот.