Три узды

– Да что вы? На теле множественные кровоподтеки, царапины, следы борьбы. Это раз. Всюду ваши отпечатки пальцев, кровь, судя по всему, ваша, сперма… – тут он сорвано пискнул, но прокашлялся и продолжил металлическим тоном, – сперма в прямой кишке – тоже ваша. Это два. Все зафиксировано экспертами при осмотре места преступления. Далее, показания соседей, которые весь вечер слышали скандал с битьем стекол и крики…

– Да я и сам все слышал! – сорвался он на рев. – Вы так ее мучали, что никакие наушники не спасут!!!

Я пытался что-то возразить, но только беззвучно открывал рот. Слова застряли в горле.

– Это три, – тихо сказал Эльдар. – Молчите?..

Я, как в эпилептическом кошмаре, не мог вдохнуть.

– Тогда знайте, Максим Викторович, что оперативники прекрасно осведомлены, что все оставленные следы принадлежат убийце. Они пока не знают, кто именно был с Исмаиловой перед смертью, но узнают об этом сразу же, как я дам показания. Исключительно по старой дружбе я готов предоставить вам час… ровно час, не больше, слышите? – чтобы вы сами явились с повинной и облегчили свою участь.

– Да нет же! – завопил я, совладав, наконец, с голосом. – Это не я!

– Не вы оставили следы? Не вы били ее, кричали на нее, изнасиловали изуверским способом?

– Да это всё не о том! Ну, следы, синяки, прямая кишка… это так. Мы повздорили. Но потом я ушел!

– Убили, расчетливо подвесили и ушли, – бесстрастно заключил Эльдар. – Идите, сдавайтесь. Отделение полиции в двухсот шагах на юг.

– Откуда ты знаешь? – похолодел я.

– Я знаю про вас всё. Так что не вздумайте удирать…

Телефон! Он видел мой телефон! Я в ужасе выпустил трубку из пальцев, и она, жалобно звякнув, исчезла в сточной решетке под ногами. Схватившись за голову, я запоздало сообразил, что, выкинув телефон, уже попытался скрыться – и тем самым признал вину. И сукин сын Эльдар, конечно же, рассчитывал на то, что я поступлю именно таким образом. Раз так, надо убираться отсюда поскорей. Не знаю, почему я так решил: преследуемый бежит, и мой порыв был совершенно инстинктивным. Хотя возможно, мне просто стало невмоготу сидеть на мерзлой скамейке…

Одно я знал совершенно точно: я не убивал Эльзу. Не убивал ее. Не убивал. А кто только что вопил, что он убийца и бился головой о куст? – спросил я себя. Тут я вспомнил, что, ко всему прочему, меня с нетерпением ждут на беседу о собственноручно расстрелянной машине, и чуть не застонал в голос от безнадеги.

Не разбирая пути, я продирался через колкие ветки, путался ногами в валежнике, спотыкался о расставленные тут и там парковые урны и черпал изорванными туфлями грязь из луж. Впереди забрезжил свет городских фонарей, но я боялся выйти на открытую всем взглядам улицу, и, оказавшись на твердом, побрел подворотнями и темными дворами. Куда? Не знаю.

Кто бы ни придумал все это для меня – хватит! Нельзя так издеваться над человеком. Подумать только, еще неделю назад у меня была семья. Была нормальная жизнь – да хрен с ней, с жизнью, у меня было красивое, дорогое будущее. У меня брали интервью, внимательно слушали меня на лекциях, бережно и уважительно заглядывали в рот, мать их так, а жена порхала вокруг, ненавязчиво исполняя все мои желания. Я разрушил это все, брезгливо смахнул в сторону ради онанистической любви с мертвой Асей, и получил золотой укол мимолетного счастья – но и придуманную Асю у меня отняли, испарили, насмешливо доказали мне, что я прелюбодействовал сам с собой. Как можно было потерять Асю, которой и без того не было? Как они смогли уничтожить ту, что сама сгинула в вечности? Они смогли. Да кто – они? какие, к черту, они? Я сам, всё сам, больше некому…

Ася, Ася, Ася. Всем в этой омерзительной истории – и воображаемым, и живым – можно было пришить какую-то вину, гневно ткнуть в них пальцем и выкрикнуть: «Damnatus est!23», почувствовать себя возвышенно оскорбленным чужим действием – всем, кроме Аси. Эльза доигралась сама, Стас пытался меня убить (да-да, не надо спорить), Нина обманула со своим темненьким прошлым, а Эльдар оказался попросту безжалостным андроидом. А Ася… Ася – всего лишь печальный мертвый ангел. Она чиста – передо мной, перед собой и перед небом.

Знаешь, сказал я себе, бессмысленно и банально все это повторять, но я бы отдал все, лишь бы вернуться назад. Чтобы она осталась жива. Я бы отдал что угодно даже затем, чтобы продлить ее существование на жалкий день. Но у меня больше ничего нет, напомнил я себе. Печально. Давай по-другому: ты согласился бы умереть для того, чтобы она смогла жить? Говно вопрос, криво усмехнулся я. Забирайте жизнь, забирайте душу – верните ее, и я умру в тот же миг. Или давайте я умру, а она… пусть когда-нибудь потом, мне без разницы. Главное, чтобы она была – где-то. Смеялась, удивлялась – или даже грустила и плакала, но пусть бы только она была жива. Забирайте всего меня, не жалко… Да кому ты на хрен нужен, в твоем-то положении, осадил я себя. Цена тебе говно, и имя твое говно, и иди-ка ты подыхай бесплатно, приятель. Вздумал тут торговаться, тоже мне.