Читаем Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события полностью

25 октября 1915 года статский советник, состоящий в должности камергера двора, граф Павел Сергеевич Шереметев избирается в члены Государственного совета от дворянства Московской губернии. Со стороны дворянской корпорации это было признанием особой полезности его деятельности и открывало ему возможность еще более активного служения своим идеалам уже в высших эшелонах власти. Среди многих приветствий и напутствий, которые он получил, было и короткое письмо матери, посланное 26 октября 1916 года, со словами: «Дай Бог, в добрый час, на пользу Родины!»

Такой до отказа заполненной протекала его жизнь накануне революции 1917 года. Революционные события, сами по себе разрушительные, усугубились одним трагическим событием в личной жизни графа Павла. Его родной племянник граф А.А. Гудович в своих воспоминаниях дал такую характеристику своего дяди: «…Он жил жизнью, отдаленной от повседневности, погруженный в занятия по истории… Первая женщина, обратившая на себя его внимание, – Ирина Нарышкина, близкая приятельница моей матери графини Марьи Сергеевны Гудович… Из-за неудавшейся семейной жизни… она приняла веронал и умерла мучительной смертью летом 1917 года в Мисхоре, имении Долгоруковых. Это очень тяжело отразилось на психике Павла Сергеевича…».

Ирина Васильевна Нарышкина принадлежала к тем же кругам столичной аристократии, что и графы Шереметевы. Более того, они состояли в дальнем родстве. Первым браком эта одна из признанных петербургских красавиц была за графом Илларионом Илларионовичем Воронцовым-Дашковым, офицером лейб-гвардии Гусарского полка, братом графини Ирины Илларионовны, супруги старшего брата Павла. Брак Ирины и Иллариона распался, несмотря на то что у них родилось пятеро детей. После развода Ирина Васильевна вышла замуж вторично за князя Сергея Александровича Долгорукого, генерал-майора Свиты, мать которого владела крымским имением Мисхор. Но и новый брак не принес счастья или хотя бы мира ее душе. Среди личных документов графа П.С. Шереметева в архиве хранятся несколько писем Ирины Васильевны, из них ясно, что Павел Сергеевич не мог рассчитывать на взаимность. Но все же самоубийство обожаемой женщины привело его на край душевной болезни. Граф С.Д. Шереметев писал из Петрограда в марте 1917 года дочери графине Марии Сергеевне Гудович в Кутаис: «…Павел относится ко всему нервно… Говорит, что ничего не понимает, что давно уже не в курсе дел и не в состоянии усвоить себе связь событий… Павел сознает свою болезнь и готов подчиниться доктору… настроение тихое, примирительное, но „она“ все еще сидит в его голове».

Часть весны 1917 года Павел Сергеевич провел в санатории для нервнобольных в Крюкове под Москвой. В письме к отцу из санатория от 5 мая 1917 года он писал о вещах, которые плохо стыковались с реалиями времени: «…Меня очень занимает вопрос, уцелела ли родословная в портретах в Покровском Мценского уезда, если она была увезена из Тельчи… по-видимому, разгромлено было ближайшее к уездному городу, т. е. там, где жил Александр Васильевич, а Тельча верстах в 20. Какая мерзость все то, что там происходило».

Из санатория он вернулся в московский дом родителей на Воздвиженке, куда после отъезда из Петрограда постепенно съехалась вся их большая семья.

В январе 1918 года он поехал в Петроград, чтобы своими глазами увидеть, что происходит в доме на Фонтанке. Как уже говорилось выше, он 27 января 1918 года передал ключи от Фонтанного дома представителям Народного комиссариата по просвещению. По договоренности с Наркомпросом он взял с собой некоторые особенно дорогие для семьи вещи и вернулся в Москву.

В сентябре 1918 года благодаря усилиям директора Археологического института академика С.Ф. Платонова отцу и сыну Шереметевым выдается документ, который должен был защитить их от репрессий новой власти: «Союз членов Петроградского Археологического института, обеспокоенный за судьбу некоторых из почетных членов названного Института, являющихся ценными работниками в области историко-археологической науки, обращается к Вам с просьбою выдать особые охранные свидетельства проживающим в Москве (Воздвиженка, 8) почетным членам графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву, как известному исследователю древних эпох Русской истории и Смутного времени, и графу Павлу Сергеевичу Шереметеву, как автору ценных исторических монографий о культурных сокровищах России». Резолюция наркома по просвещению на этом письме гласит: «Обозначенные… граждане Сергей Дмитриевич и Павел Сергеевич Шереметевы мне известны как надежные работники и прошу все революционные власти оказывать им всяческое содействие». Документ помечен датой 18 сентября 1918 года.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Это повесть о недолгой жизни, творчестве и трагической смерти всемирно известного русского художника Никола де Сталя. Он родился в семье коменданта Петропавловской крепости в самом конце мирной эпохи и недолго гулял с няней в садике близ комендантского дома. Грянули война, революция, большевистский переворот. Семья пряталась в подполье, бежала в Польшу… Пяти лет от роду Никола стал круглым сиротой, жил у приемных родителей в Брюсселе, учился на художника, странствовал по Испании и Марокко. Он вырос высоким и красивым, но душевная рана страшного бегства вряд ли была излечима. По-настоящему писать он стал лишь в последние десять лет жизни, но оставил после себя около тысячи работ. В последние месяцы жизни он работал у моря, в Антибе, страдал от нелепой любви и в сорок с небольшим свел счеты с жизнью, бросившись с крыши на древние камни антибской мостовой.Одна из последних его картин была недавно продана на лондонском аукционе за восемь миллионов фунтов…

Борис Михайлович Носик

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Прочее / Современная проза / Изобразительное искусство, фотография
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство
Илья Репин
Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.

Екатерина Михайловна Алленова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги