Читаем Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события полностью

Корсини заново отделал стены Главной лестницы, украсив их лепниной мелкого рисунка. Саму лестницу, устроенную Старовым, и украшавшие ее мраморные вазы, исполненные по рисунку Кваренги, сохранили. Лестницу украсила хрустальная люстра работы венецианских мастеров с острова Мурано, славившихся своими стеклянными изделиями.

Была завершена отделка созданной архитектором Кваренги Галереи – самого большого и парадного помещения дома. Корсини изменил форму перекрытия, прорубил в стене, обращенной в сад, окна второго света и облицевал стены белым искусственным мрамором. В верхней части стены были декорированы лепкой, на стене против окон, выходящих в сад, появились зеркала в золоченых рамах, которые зрительно расширили размеры помещения. В начале 1846 года граф Дмитрий Николаевич давал большой бал, на котором должна была присутствовать императорская фамилия. По его поручению пригласили художника Дроллингера, он за три недели расписал плафон. Этой спешкой, по всей видимости, и объясняется скромный орнаментальный рисунок плафона. Зал освещался хрустальными люстрами в форме корзин. Они, к сожалению, были утрачены в 1930-х годах, но заново воспроизведены при реставрации Белого зала в 2001 году. Акварель художника Людвига Премацци, выполненная мастером в 1860-е годы и хранящаяся ныне в Государственном Эрмитаже, позволяет представить зал таким, каким его видели гости графов Шереметевых.

Граф С.Д. Шереметев, хорошо знавший историю своего дома, писал, что в Галерее состоялись два больших ужина во время балов, бывших в сороковых годах в присутствии царской фамилии.

Фонтанный дом в те годы оказался, что называется, на виду: современник вспоминал, что в первые дни июня 1846 года «…у нас в Петербурге по случаю прибытия Государыни была богатая иллюминация. Особенно хорошо было освещение у графа Шереметева, Нарышкина, Сухозанета, Министра внутренних дел, у Вольфа и в Английском магазине». Кстати, граф Сергей Дмитриевич в своих воспоминаниях об отце говорил, что он очень любил иллюминации и фейерверки.

Фонтанный дом в результате перестроек 1840-х годов превратился именно во дворец, причем при сравнительно небольших габаритах комнат поражал гостей богатством отделки и меблировки парадной анфилады, при проходе по гостиным впечатления сменяли друг друга. Назначение комнат в доме менялось в соответствии с потребностями и пристрастиями членов семьи.

Граф С.Д. Шереметев вспоминал: «Мой отец занимал всегда одну только комнату… верхнего этажа окнами в сад против образной. В ней прожил он несколько десятков лет. Перегородка отделяла его кабинет от уборной. Убранство комнаты было самое простое. На стенах висели литографированные виды Иерусалима и Москвы. Портретов не было никаких, ни на стенах, ни на письменном столе. Исключение составлял только висевший около стола портрет государя Александра Николаевича с собственноручною его надписью „Старому товарищу“. Кроме большого письменного стола красного дерева стояло по комнате несколько ломберных столов, на которых в систематическом порядке разложены были бумаги… У стены большой, широкий диван со спинкою и подушками зеленого репса – который мог служить и постелью… В углу комнаты стоял красного дерева киот с образами, посреди которых находился большой крест с мощами; им перед смертью благословила отца бабушка Прасковья Ивановна… Молился у себя в комнате долго, и тогда никто к нему входить не мог… В уборной его всегда господствовал приятный запах разных снадобий, ароматических вод и прочего. Большая серебряная лохань приделана была к стене. Вот и все убранство комнаты, вдоль которой расстилался простой ковер».

Сын оставил кабинет отца без всяких изменений. Фотографии конца 1920-х годов сохранили для нас облик этого помещения.

«…Кабинетом моей матери была угловая Малиновая комната с камином. Рядом, через небольшой проходной кабинет, была ее спальня. …Зеленая гостиная …более всего напоминает мне отца, сюда любил он приходить из соседнего кабинета, здесь пил чай и принимал. Его любимое кресло было крайнее у двери в Малиновую гостиную».

Комнаты первого этажа выглядели скромнее и использовались главным образом для жилья домашних и прислуги.

В трех комнатах нижнего этажа дома, примыкавших к церковному подъезду, в конце 1830-х и в 1840-х годах находилась библиотека графини Анны Сергеевны, которая много читала и следила за литературными новинками. Она с помощью своего библиотекаря Корсини, брата архитектора, привела в порядок старую библиотеку дома и дополнила ее по своему вкусу. Ее личные книги были отмечены замечательным экслибрисом и прекрасно переплетены.

Экслибрис графини Анны Сергеевны Шереметевой

Перейти на страницу:

Похожие книги

Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Это повесть о недолгой жизни, творчестве и трагической смерти всемирно известного русского художника Никола де Сталя. Он родился в семье коменданта Петропавловской крепости в самом конце мирной эпохи и недолго гулял с няней в садике близ комендантского дома. Грянули война, революция, большевистский переворот. Семья пряталась в подполье, бежала в Польшу… Пяти лет от роду Никола стал круглым сиротой, жил у приемных родителей в Брюсселе, учился на художника, странствовал по Испании и Марокко. Он вырос высоким и красивым, но душевная рана страшного бегства вряд ли была излечима. По-настоящему писать он стал лишь в последние десять лет жизни, но оставил после себя около тысячи работ. В последние месяцы жизни он работал у моря, в Антибе, страдал от нелепой любви и в сорок с небольшим свел счеты с жизнью, бросившись с крыши на древние камни антибской мостовой.Одна из последних его картин была недавно продана на лондонском аукционе за восемь миллионов фунтов…

Борис Михайлович Носик

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Прочее / Современная проза / Изобразительное искусство, фотография
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство
Илья Репин
Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.

Екатерина Михайловна Алленова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги