Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Анна Бунина, родоначальница женской лирики, оставила свой след в русской поэзии, из-за пристрастия к античной поэзии её называли «Русской Сафо», Десятой Музой, Северной Кориной. Кстати, Александр Сергеевич несколько раз упоминал Анну Бунину: не так-то щедра поэзия тех времен была на женские имена. Правда, в ироническом контексте, уподобляя её поэту-графоману Хвостову, давней мишени многих сатирических стрел.

Пушкин, как известно, женскую поэзию не жаловал. Исключения для поэтесс крайне редки. Сам же Иван Бунин гордился родством с «Русской Сафо», неизменно припоминая отзыв Карамзина об Анне Буниной: «Ни одна женщина не писала у нас так сильно».

Но в 1940-м писателя занимала личность не славной родственницы-поэтессы, а самой Елены Александровны, внучки русского гения. «Елена Александровна фон Розен-Майер, на которую мне было даже немножко странно смотреть, – признавался писатель в одном из писем, – ибо она только по своему покойному мужу, русскому офицеру, стала фон Розен-Майер, а в девичестве была Пушкина…»

Знакомство продолжилось, и Бунин не раз с восторгом упоминал о встречах с внучкой поэта, ведь в ней «текла кровь человека для нас уже мифического, полубожественного!»

Строки из бунинского дневника, запечатлевшие встречи с Еленой Александровной, да и саму тревожную атмосферу весны и лета сорок первого:

«7. IV.41. Понедельник.

Вчера в 12 1/2 дня радио: немцы ночью вторглись в Югославию и объявили войну Греции. Начало страшных событий. Сопротивление сербов будет, думаю, чудовищное. И у них 7 границ и побережье!

12. IV.41…

Солнечное утро, но не яркое, не ясное, облака.

Австрия, Чехия, Польша, Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Люксембург, Франция, теперь на очереди Сербия и Греция – если Германия победит, что с ней будет при той ненависти, которой будут одержимы к ней все эти страны?

«20. IV.41. Св. Христово Воскресение.

Христос Воскресе, помоги Господи!»

(Не ошибусь, если замечу, что в тот праздничный воскресный день Елена Александровна была на пасхальной службе в Ницце, в Свято-Николаевском храме, и на возглас настоятеля «Христос воскресе!» вместе с прихожанами, русскими эмигрантами, восклицала: «Воистину воскресе!»)

«12. VI.41. Ездил в Ниццу, завтракал с Еленой Александровной фон Розенмайер, рождённой Пушкиной – дочь А.А. Пушкина, родная внучка Александра Сергеевича».

«15. VI.41. Вчера у нас завтракала и пробыла до 7 вечера Е.А., эта внучка Пушкина.

Неделю тому назад англичане начали наступление на Сирию».

«21. VI.41. Суббота. Везде тревога: Германия хочет напасть на Россию? Финляндия эвакуирует из городов женщин и детей… Фронт против России от Мурманска до Чёрного моря? Не верю, чтобы Германия пошла на такую страшную авантюру. Хотя чёрт его знает. Для Германии или теперь или никогда – Россия бешено готовится. <…>

В городе купили швейцарские газеты: «отношения между Германией и Россией вступили в особенно острую фазу». Неужели дело идет всерьёз?»

22. VI.41. 2 часа дня. С новой страницы пишу продолжение этого дня – великое событие – Германия нынче утром объявила войну России – и финны и румыны уже «вторглись» в «пределы» её. <…> Взволнованы мы ужасно. <…> Тихий, мутный день, вся долина в беловатом лёгком тумане».

Думается, что известие о коварном нападении Германии на далёкую родину глубоко поразило и Елену Александровну, болью отозвавшись в её сердце. Благодаря записям Бунина легко восстановить тему бесед, что велись между внучкой поэта и писателем. Но встречи те становились всё реже.

«10. IV.42. Был в Ницце. Пушкина. Её нищенское существование…»

Как выглядела в то непростое для неё время Елена Александровна? Ведь её фотографии тех лет не сохранились, впрочем, если они и были. Но зато известен словесный портрет, оставленный Буниным в одном из писем: «Дорогой друг, три года тому назад со мной познакомилась в Ницце очень скромная женщина в очках, небольшого роста. Лет под пятьдесят, но на вид моложе, бедно одетая и очень бедно живущая мелким комиссионерством, однако ничуть не жаловшаяся на свою одинокую и тяжкую судьбу…»

В июне 1943-го Иван Алексеевич обратился к одному из русских приятелей, явно не бедствовавшему, с просьбой помочь внучке Пушкина. Поздно, счёт её жизни уже пошёл на месяцы и дни: в августе того года Елена Александровна скончалась в городской больнице, не выдержав очередной операции…

Печальная весть долетела до Грасса с большим опозданием. Потрясённый ею Бунин взялся за перо: «7 сентября. 1943. Нынче письмо из Ниццы. Елена Александровна Пушкина (фон Розен-Майер) умерла…

Ещё одна бедная человеческая жизнь исчезла из Ниццы – и чья же! Родной внучки Александра Сергеевича! И может быть, только потому, что по нищете своей таскала тяжести, которые продавала и перепродавала ради того, чтобы не умереть с голоду! А Ницца с её солнцем и морем всё будет жить и жить! Весь день грусть…»