Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые…
«От племянника»
В пушкинском музее в Маркучае мне попался в руки один альбом. Альбом был старинный, пухлый от множества старых добротных фотографий, сбережённых некогда его владелицей, хозяйкой усадьбы Варварой Алексеевной Пушкиной, в девичестве Мельниковой.
Среди множества фотографий, изображавших жизнь в усадьбе Маркучай и её гостей, самой Варвары Алексеевны и супруга Григория Александровича Пушкина, младшего сына поэта, вдруг открылась одна, прежде никогда не виденная. Удивительный снимок, словно бросавший вызов всем добропорядочным персонажам, соседствующим с ним в семейном альбоме.
Молодой человек, обнажённый по пояс, сплошь покрыт живописной татуировкой: на груди – романтический бриг с надутыми ветром парусами, наколки и на руках: на правой – орёл (видны лишь его хищные когти) и два орнаментальных браслета; на левой – корабельный румб на плече и ниже – восточный дракон, обвивающий предплечье.
Молодой человек сидит, спокойно скрестив на груди руки. Цепочка от пенсне свисает на его татуированную грудь. Выражение лица отстранённое. Взгляд умный, слегка ироничный, устремлённый куда-то вдаль, сквозь пенсне. Но как поразительно неизвестный на старом снимке напоминает… Пушкина! Не только тонкими и весьма оригинальными чертами лица и чуть всклокоченными бакенбардами, нет, бо́льшим – глубокой задумчивостью и отрешённостью. Будто Александр Сергеевич дожил-таки до величайшего изобретения человечества и решил предстать перед камерой старого фотографа. Неведомый доселе фотопортрет поэта!
Всё разъясняет дарственная надпись на обороте снимка: «Григорию Александровичу Пушкину от племянника его Л. Дубельта». Проставлено и число: «4 мая 1886 года».
Вот и разгадка: Леонтий Дубельт, внук поэта! Самый старший из девятнадцати внуков и внучек Александра Сергеевича. Вдова поэта Наталия Николаевна имела счастье порадоваться рождению Леонтия, видеть, как взрослел её первый внук.
Но вернёмся к фотографии из «маркучайского альбома», вернее, к странной наколке, сделанной волею её обладателя Леонтия Дубельта.
Дракон на царской руке
Вот что удивительно: точно такой же дракон был наколот на руке императора Николая II. Правда, особо он не демонстрировал свою необычную для царственной особы наколку – просто на одной из фотографий, где монарх снялся на теннисном корте с ракеткой в руке, она явно видна. Но и не скрывал необычной татуировки, благодушно причисляя её к грехам молодости.
Известно, что сделал наколку русский самодержец, будучи ещё цесаревичем, во время своего восточного путешествия.
…За кормой крейсера «Память Азова», на котором со своей свитой путешествует великий князь Николай Александрович, остались Египет, Греция, Индия, Цейлон, Сингапур, Китай. И вот впервые перед взором августейшего путешественника забрезжили берега неведомой Японии – красивые, словно на драгоценной лаковой шкатулке. «Розовые вершины вереницей встают перед нами над окутанным светлой мглою горизонтом, – 15 апреля 1891 года записал в путевой дневник князь Ухтомский. – Вот он ближе, синее, определеннее: это – Япония!»
И кто бы мог предсказать в те дни, что именно в этой загадочной, почти фантастической стране так неожиданно трагично и завершится долгое путешествие?! И для наследника. И для всей империи.
Роковое происшествие явится прологом будущей Русско-японской войны, и вовлечет Россию в чреду смертоубийственных конфликтов. И как кровавый итог – гибель венценосной семьи.
От тихого городка Отсу (Оцу) до Екатеринбурга пролежит долгий путь, вместивший в себя войны, бунты, революции, перевороты… От удара японской сабли полицейского Цуда Сандзо на улочке Отсу до револьверного выстрела чекиста Юровского в подвале Ипатьевского дома…
Но царская кровь впервые прольётся в Японии. Отсу – Екатеринбург: города на крови! Незримый терновый венец царя-мученика будет тайно примерен в безвестном прежде японском городке. Мистика, будто в том несчастливом для цесаревича году, в цифрах его составляющих, закодирована сама смерть: 1891–1918!
Россия могла бы пойти по иному пути, и судьба её сложилась иначе, если бы… Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. И всё же, если бы не мгновенная реакция греческого принца Георга, или Джорджи, как его называли в близком кругу…