Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца

Нет, я была не единственной. Бедной смущенной Олив не понадобилось много времени, чтобы подыскать предлог и удалиться, а мне оставалось лишь завидовать ее поспешному уходу. Оставшуюся часть вечера Каллум то и дело поглядывал на меня с нескрываемым удивлением, и в его взгляде читалось беспокойство. Мне не терпелось остаться в одиночестве, поэтому я предложила Юану отправиться с друзьями в гостиную, пока я убираю со стола. К несчастью, Хезер осталась, решив помочь мне с посудой. Но вместо этого она встала рядом, прислонив свое длинное худощавое тело к кухонной тумбе, и с любопытством наблюдала за мной, словно увидела экзотическое животное в зоопарке.

– Так, значит, ты – Джессика. – Она произнесла мое имя так, будто его было трудно выговорить.

Я почувствовала, что начинаю закипать, прямо как горячая, обжигающая руки вода, которой я наполняла раковину. Я выключила кран и притворилась, что сконцентрировалась на мытье тарелок. С таким же успехом она могла бы сказать: «Юан о тебе никогда не упоминал». И что я могла ей ответить? Я не желала показаться недалекой простушкой, не подозревавшей об их отношениях, какими бы они ни были. Но и давать ей повод думать, будто я защищаюсь, мне тоже не хотелось. Поэтому я просто взяла пример с Юана и промолчала.

Судя по всему, это разозлило Хезер, и она подошла ближе.

– Юан – просто прелесть, не так ли?

И вновь на ее красноречивый комментарий я ответила молчанием. Не знаю, как людям удается хранить ледяное молчание, надеюсь, мое могло сравниться с айсбергом. Расправив плечи и стараясь сохранять невозмутимость, я не отрывала взгляда от плавающих в раковине тарелок.

– Понятия не имею, с чего он решил, что ты ему не подходишь, – продолжала Хезер почти заговорщическим шепотом. – По-моему, ты – роскошная женщина.

Она налила себе еще вина. Поняв, что я не намерена идти на контакт, она постояла рядом еще несколько минут, которые показались мне вечностью, и наконец покинула кухню.

В спальне стоял ледяной холод, но и он не мог отвлечь меня от слов Хезер: «Он решил, что ты ему не подходишь», которые, словно заевшая мазохистская пластинка, снова и снова звучали у меня в голове. Юан прижался ко мне, и я почувствовала бесценное тепло его тела.

– Мне очень жаль, Джесси.

– Ты сказал ей, что я тебе не подхожу.

Моя сказочная мечта о жизни в Шотландии и о моем книготорговце начала рассыпаться, превращаясь в гору глины и щебня.

– Не знаю, почему я так сказал. Это было очень давно. Наверное, в тот момент мне так казалось, но теперь все иначе. – В сонном голосе Юана слышались беспокойство и искренность.

Еще немного, и я могла стать специалистом по ледяному молчанию.

– Ты для меня единственная, – полусонно пробормотал Юан.

Я позволила ему обнять себя, несмотря на разгорающийся внутри гнев. Отчасти я ему верила. Юан не был лжецом, он был нерешительным. Теперь я знала, что значит «рохля» – человек, который вечно во всем не уверен. Он то и дело позволял призракам своих бывших тянуть его назад в прошлое или, наоборот, мог унестись в будущее навстречу тем, кого еще никогда не встречал, и лишь изредка было похоже, что он живет настоящим, в наших отношениях, рядом со мной.

Мне никогда не нравилась присказка о том, что «от любви до ненависти один шаг». Злость по отношению к любимому человеку казалась мне вовсе не оборотной стороной медали, а совершенно противоположной силой, некой антиматерией, которая вступала во взаимодействие с материальным миром и отрицала существование окружающей действительности. Это напомнило мне наблюдение Бруно Беттельгейма, по словам которого, чтобы ребенок проявил злость по отношению к матери, должна возникнуть дуальность, превращающая ее одновременно в злую и добрую ведьму, в фею-крестницу и злую мачеху. К сожалению, я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что люди не так просты и, как бы я ни злилась, в моей жизни было вовсе не два Юана, хороший и плохой, а один. Истина заключалась не в противопоставлении, а в противоречии. Таков был Юан. Я ощущала ярость, хотя злиться совершенно не хотела, ведь для нее не было причин: я влюбилась в него такого, какой он есть, вместе с его нерешительностью. Однако это вовсе не означает, что мне должна нравиться его противоречивость или что я обязана с этим жить.

Я чувствовала, что терплю поражение в некой воображаемой битве с силами судьбы и любви. Мое воображение, как и положено, рисовало путь, на котором меня ждали награды, столь нужные мне, но казавшиеся недостижимыми: места невероятной красоты, подарившие мне чувство принадлежности, свободу от мучившего меня чувства тревоги, возможность отдохнуть от груза амбиций, знакомство с множеством близких по духу людей и, что самое главное, любовь. Все складывалось так идеально, что я не могла понять, почему самый важный кусочек мозаики – Юан – никак не вставал на свое место.

Юан сонно и небрежно провел рукой по моим волосам.

– Не знаю, что бы я делал без тебя.

Он говорил от сердца, но его слова звучали туманно, будто он действительно чувствовал все это, но не мог с уверенностью объяснить почему.