Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца

Чтобы завершить путешествие, возвращающийся герой должен выдержать удар реального мира.

Стивен и Робин Ларсены.

Джозеф Кэмпбелл: огонь в мышлении

Биографический отдел, под буквой К

Юан вытащил мой тяжелый чемодан из багажника и поставил его на потрескавшийся тротуар напротив Международного аэропорта имени генерала Логана. В нос ударил тяжелый запах горючего. И снова судьба привела меня в аэропорт, – похоже, мне никуда от подобных мест не деться. Эти запахи, звуки и раздвижные стеклянные двери стали до боли знакомы, будто это был мой второй, пусть и нелюбимый, дом.

Пока я вылезала из машины, порыв ветра от проехавшего мимо такси подхватил подол моего цветочного платья и закрутил его вокруг талии.

– В этом тебя депортируют, – сказал Юан, выглянув из-за багажника. К счастью, кроме него, моего конфуза никто не заметил. – Тебе не зябко в бабушкином платье?

Я бросила на него самый свирепый взгляд, на какой только была способна.

– Стиль 1950-х снова в моде, это последний писк, – ответила я, расправляя светло-коричневую ткань с цветочным орнаментом. Оглядев его с ног до головы, я остановила взгляд на расстегнутой ширинке и испачканных краской шортах. – Ах, ну да, ты-то ведь у нас образец «от кутюр».

Мы улыбнулись друг другу.

Родители стояли по разные стороны машины, ожидая возможности попрощаться. Отец дружески обнял Юана, а я тем временем попрощалась с мамой и поцеловала ее в щеку. Я заметила, как у нее дрогнуло лицо – она старалась не заплакать. Мне было тяжело видеть, как она расстраивается, поэтому я трусливо поспешила повернуться к отцу и обнять его.

– Дом без тебя опустеет, – сказал он, протягивая мне чемодан, и помахал рукой на прощание, глядя, как мы исчезаем за раздвижными дверями.

Шагая по пустому извилистому коридору в аэропорту Глазго, я слышала, как сзади послушно поскрипывают колеса чемодана, и, приближаясь к зоне паспортного контроля, смаковала мысль о том, что мне еще долгое время не придется бывать в аэропорту.

Я была дома.

Мы с Юаном летели разными рейсами, потому что мой билет пришлось бронировать в последний момент. Мы должны были прилететь примерно в одно и то же время, поэтому планировали пройти паспортный контроль и встретиться у багажной ленты. Я огляделась, но Юана нигде не было.

Перенеся вес на одну ногу, я прислонилась к кабинке, где сидела сотрудница пограничной службы. Обычно эта процедура не занимала столько времени. У меня урчало в животе, а голые ноги озябли от холодного сквозняка. В аэропорту, где вовсю работали кондиционеры, в тонком летнем сарафане было не слишком тепло.

Сотрудница оторвала взгляд от моего паспорта и внимательно посмотрела на меня.

– Когда вы впервые посетили Великобританию?

Я начала нервничать. Она и без меня отлично знала, когда я впервые приехала в Великобританию, а когда человек задает вопрос, ответ на который ему заранее известен, ни к чему хорошему это обычно не приводит. Я попробовала заглянуть в паспорт, чтобы понять, на что именно она смотрит, но под ее железным взором тут же отвела глаза. Пожалуй, сильнее всего меня нервировала ее приподнятая бровь. Если бы она приподняла обе брови, это означало бы самое обычное удивление – и не более. Однако она приподняла лишь одну, что говорило о проницательной настороженности. Очевидно, я что-то нарушила.

Сотрудница повторила свой вопрос, теперь в ее голосе не было и тени дружелюбия.

– Вы имеете в виду, когда я впервые в жизни посетила Великобританию? С родителями, когда мне было пятнадцать. – Я внезапно почувствовала, что веду себя как Чанк из фильма «Балбесы» – выкладываю всю подноготную при первых признаках неприятностей.

Это моя досадная привычка. Принцип «если вы не виноваты, значит, вам нечего бояться» на меня не распространялся. Я была из тех людей, которые чувствуют вину, даже когда не сделали ничего плохого. Если, сидя за рулем, я слышала вой сирен, мое сердце начинало биться чаще. Если в людном месте кто-то кричал, я оборачивалась, думая, что кричат на меня. И не то чтобы моя совесть была нечиста, просто я всегда стремилась взять на себя ответственность, когда нет возможности оправдаться. Налицо компульсивное поведение и тревожность. Возможно, это, как и многое другое, досталось мне в наследство от переживших холокост бабушки и дедушки. Синдром, по умолчанию вписанный в мою ДНК, словно проникший в ПО вирус, проявлялся в том, что я, подобно оленю в свете фар, в случае опасности впадала в ступор. А может, всему виной мой патологический эгоцентризм, убеждавший меня в том, что весь мир, включая возникающие в нем конфликтные ситуации, вертится вокруг меня.

– Не в тот раз, когда вам было пятнадцать, – вздохнула офицер, – а за последнее время.

– А, ну тогда примерно полгода назад.

– И как долго вы находились в стране?

– Около пяти месяцев… кажется.

– Кажется?