Утренние часы я посвящала писательству, разбиралась с обязанностями консультанта и, если чувствовала особый прилив энтузиазма, шла на пробежку или прогулку, чтобы досыта надышаться холодным зимним воздухом и полюбоваться на заснеженные горные вершины, зеленовато-коричневые поля и серебристое море.
Днем к Юану приходил его помощник, и иногда, если в магазине было не слишком много посетителей, мы уходили из дома в поисках приключений. Прошу заметить, что «приключения» – понятие весьма относительное, ведь мне, куда бы мы ни направлялись, все в этом незнакомом мире казалось особенным – от похода за продуктами до поездки на свалку, чтобы выбросить ненужную мебель. Это напоминало мне детство, когда любые вылазки из дома – не важно, куда и зачем – сулили массу новых и волнующих впечатлений.
В первое воскресенье после моего приезда, имея в распоряжении целый день, который можно было провести вдвоем, мы отправились смотреть на водопад, путь к которому лежал через лес. Вокруг было очень красиво. Водопад оказался не слишком высоким, но потоки воды, накопившейся за вчерашнюю дождливую ночь, обрушивались вниз с оглушительным шумом. Мы бегали наперегонки по тропе (Юан победил – причем, как мне показалось, с большим перевесом), а после – пили воду из ручья. От всего этого захватывало дух: в горле пересыхало, сердце колотилось в груди, и я жадно глотала кристально чистую воду из горного источника. Подобной роскоши в Лос-Анджелесе вовек не сыщешь. Именно так я и представляла себе счастье.
Когда солнце стало клониться к западу, мы отправились на пляж, где находилось старое кладбище и церковь на скалах. Храм обветшал от старости, а на могильных камнях виднелись изображения черепов, крыльев и песочных часов. В оранжевых лучах предзакатного солнца мы с Юаном спустились по тропе, ведущей на пляж, и пошли по мягкому песку прибрежной полосы. Был час отлива, вокруг – ни души. Мне не верилось, что мы могли в полном одиночестве насладиться чудесными видами этого места. С одной стороны на нас смотрели крутые отвесные скалы, с другой – песчаные дюны. Мне казалось, будто мы уединились на собственном острове. Закат окрасил безмятежный океан в контрастные тона – мягкие оттенки голубого и рыжевато-персикового. Юан указал куда-то вдаль, где на горизонте загадочной тенью вырисовывался остров Мэн. Оказавшись здесь, даже самый безнадежный романтик остался бы доволен.
На следующий день, воспользовавшись хорошей погодой, мы взобрались на вершину Кэрнсмора, поднявшись по крутой горной тропе, которая пролегала через сосновый лес и вела на просторы бурых полей. Дорога неумолимо поднималась в гору, и мне часто приходилось останавливаться, притворяясь, будто я наслаждаюсь видом, хотя на самом деле я просто переводила дух.
Мы сидели на открытой всем ветрам вершине, похлебывая суп из термоса. Юан весь день был молчаливее обычного. Вглядываясь в его задумчивое лицо, я гадала, уж не думает ли он о ком-то другом – может быть, о той, с кем он в последний раз поднимался на эту гору. Я уже многое могла сказать по выражению его лица и видела, что, чем бы ни были заняты его мысли в этот момент, он был далеко-далеко. Все же, прежде чем мы пустились в обратный путь, Юан сделал совместную фотографию – мы вдвоем на фоне простирающегося в бесконечность пейзажа, улыбающиеся и щурящиеся от солнца. Я подумала: вот они, новые воспоминания. У каждого из нас было свое прошлое, и мы знали: для того чтобы перевесила та чаша весов, на которой лежало будущее, должно было пройти время, но мало-помалу мы начали копить наши собственные общие воспоминания.
Дни, которые нравились мне больше всего, были менее насыщенными. В течение дня Юан часто заходил меня проведать – поинтересоваться, как продвигается работа над фильмом, или спросить, не хочу ли я помочь ему с каким-нибудь делом. Как-то раз, когда день был особенно дождливый, мы отправились на свалку. Само по себе это, вероятно, звучит не слишком увлекательно, но, отправляясь здесь куда-либо, можно было не сомневаться, что ехать предстоит по узким проселочным дорогам, а это занятие неизменно приводило меня в восторг. Трясясь по ухабам в красном фургоне, мы слушали по Би-би-си комедийное радиошоу «Граф Артур Стронг» и громко хохотали, пока Юан не включил запись с поэтическими произведениями Альфреда Хаусмана. Я впервые слышала его стихи, и меня покорила его лиричность и изящество слога. Пока мимо мелькали укрытые зелеными полями холмы, я, потеряв счет минутам, слушала строки «Шропширского парня», а Юан поглядывал на меня, погруженный в свои мысли.