Три возраста Окини-сан

Он стал цитировать слова химика Менделеева: если бы правительство истратило на освоение Великого Северного пути половину тех средств, что ныне угроблены возле «Цусимы», то и самой «Цусимы» не было бы в истории нашего государства! Эскадры Рожественского и Небогатова, пройдя вдоль Сибири, из Берингова пролива спустились бы прямо во Владивосток, и в этом случае никакие Того не могли бы им помешать. Естественно, что в разговоре коснулись и возрождения флота.

– Мы можем стоять на паперти сколько угодно, но сейчас, после революции, – сказал Коковцев, – без одобрения Думы никто и копейки нам не подаст. Плюнуть в руку – да, могут!

Колчак ответил: задерживая ассигнования на флот, Государственная дума, по сути дела, работает на руку врагам.

– А на паперти еще настоимся, – закончил он резко…

Эта встреча с Колчаком не вызвала особых эмоций!

* * *

Ему писал испанский адмирал Паскаль дон Сервера-и-Топете, разгромленный американцами в сражении у Сант-Яго на Кубе! Пережив горечь позора, он понимал состояние русских моряков после Цусимы. Сервера одобрительно отнесся к статьям Коковцева, которые он распорядился перевести на испанский язык – для издания отдельной книжкой в солидной фирме «Эспаса-дель-Кальпе». Сервера сравнивая положение эскадры России с положением могучего быка, приведенного на скотобойню – под удары механического молота. Живые, писал он, критикуют мертвых не для того, чтобы они переворачивались в гробах: мы учимся на ошибках мертвых…

Коковцева очень растрогало это письмо:

– Я всегда испытывал симпатию к адмиралу Сервера.

* * *

Устроив жену в клинику, он повидался с Ивоной.

– Помнишь, я рассказывал тебе о Сервера, который привел к берегам Америки колумбовскую каравеллу «Santa Maria»… Так вот, недавно он утешил меня! Именно он, выловленный из воды американцами, понял меня, выловленного японцами…

Ивона Эйлер стала хохотать – до слез:

– Наконец-то у этой истории появился смешной конец…

Оскорбленный ее смехом, Коковцев сначала встряхнул женщину за плечи, потом прижал к себе, и она сказала:

– На нас ведь смотрят. – Она отвернула к стене портрет своего мужа. – Мертвым этого видеть не стоит…

Дома адмирал проверил гимназический дневник Игоря и прочел суровую нотацию о пользе учения, пригрозив, что будет за неуспеваемость пороть его, как Сидорову козу. С ним все ясно! А вот Никита задавал отцу все новые загадки. Он стал носить бескозырку «по-нахимовски», заломленной на затылок, а недавно в приложениях к «Морскому сборнику» опубликовал «Сравнительные таблицы» технических особенностей флотов России, Германии и Швеции… Коковцев сказал Никите:

– Не пойму, в кого ты удался? В тебе мало что от нашего рода, ты не пошел даже в Воротниковых. Но я бы хотел присутствовать на выпускном вечере в Корпусе, чтобы увидеть на мраморной доске твое имя – Коковцев!

– Увидишь, папочка. Как сейчас поют в частушках про министра финансов: «Жить со мною нелегко, я не из толстовцев, я – Кр-ко-ко-ко, я Ко-ко-ко-коковцев».

– А ну его! -сказал Коковцев-старший младшему. – Наш однофамилец сидит на мешках с золотом и не дает денег флоту…

Наступал тот великий момент, который предвосхитил Салтыков-Щедрин: если обыватель имеет в кармане рубль, можно отнять у него полтину, но последний четвертак следует все же оставить русскому человеку на благо личных нужд и веселья – пусть он нагуливает жир и мясо, иначе, если отнять все до копейки, налогоплательщик впадет в прискорбную меланхолию. Трудно сообразить, куда русская казна девала полтину, но четвертак от налогов, это уже точно, расходовался на флот!

Либеральная интеллигенция судила-рядила, что Россия, мол, страна сухопутная, достаточно иметь сильную армию, а флот «дорогая игрушка». Высказывая такое мнение, люди не понимали, что повторяют сказанное до них – врагами России, желавшими ее ослабления. Коковцев полагал, что прежде надобно переломить в обществе отрицательное отношение к флоту, а затем разумною пропагандой привлечь к флоту всенародное внимание. Он читал публичные лекции в «Лиге обновления флота», ратовал за морские экскурсии для простонародья – без выпивок и гармошек, за школы на кораблях для мальчиков, за устройство выставок о жизни моряков.

Ольга Викторовна вернулась из клиники Бехтерева – тихонькая, небывало ясная, очень ласковая, с лучистыми глазами, источавшими на всех супружескую и материнскую нежность.

– Владечка, – сказала она, – я все переживу. Но об одном умоляю тебя: никогда-никогда не оскорби ты любви моей.

– Дорогая, меня об этом и просить не надо.

– Если б было не надо, я бы и не просила.

* * *

Коковцев числился в штатах флота «состоящим» при морском министре, вроде чиновника особых поручений при губернаторе.

После Цусимы плыть некуда, ибо и кораблей не стало. Теперь казна подкармливала на будущее девять адмиралов, шестнадцать вице-адмиралов и двадцать пять контр-адмиралов. Их содержали не столько для глобальных походов, сколько ради утрясения разных вопросов.

Иван Михайлович Диков был интересен в суждениях: