В этот момент Хейан начал вспоминать. Смутные обрывки – вдохновенное лицо императора, его стремление строить по всей стране новые храмы и алтари луны, с которых она могла выслушивать просьбы людей и вершить мудрый суд. И надежда, повсюду радостная надежда. Наконец-то все магические источники Гафельда в руках Матисса, и никакой Бурый орден не имеет власти. А главное – луна их слышит, она рядом, несправедливости больше не повторится. Разумеется, они собирались вернуть энергию и на этот раз отдать ее достойным людям. Вот только не успели. Почему?..
Хейан вспомнил, как широко улыбалась Лора, не привыкшая улыбаться. И как сам он ощущал выпрыгивающее из груди ликование. А потом… Потом…
– Вести о проснувшемся божестве разнеслись по стране, вызвав беспорядок в дальних княжествах, – своим спокойным голосом продолжал Ференц Сегард. – Некоторые безумцы возомнили себя исполнителями воли луны и кинулись грабить, отнимать то, что считали принадлежащим себе. Армии едва удалось навести порядок. И все же луна действительно начала вершить свой суд и выслушивать просьбы людей, а император Матисс к ней прислушивался. Но потом…
Что произошло потом, осталось под покровом тайны. Все точно знали, что огромный взрыв снес наполовину построенный алтарь и почти всю крепость, кроме одной дальней башни. Император исчез, даже тело его не нашли. А ещё несколько дней спустя Райнсворт Камт, заключивший союз с тефалийцами и опиравшийся на их военную и магическую мощь, взошел на трон.
– Выяснилось, что изменники из Бурого ордена пошли против луны и императора. Устроили взрыв и уничтожили алтарь, – Сегард говорил, а Хейан видел отца. Как обычно, спокойного и внимательного, за секунду переходящего к убийственно твердому тону. Видел, как Райнсворт склоняет голову и прячет за почтительным выражением свое упрямое несогласие – такое же, как у сына и принца, только он умел сдержаться, выждать подходящего момента. Вот и дождался.
Отец вправду раскрыл заговор или воспользовался ситуацией, чтобы воплотить свою заветную мечту? Его поддержали многие, кто ненавидел старую аристократию и всемогущий магический орден, и, конечно же, тефалийцы. Кто знает, может, не маги сгубили императора, а ревнивое соседнее королевство, которое не могло выдержать симпатий Матисса к Корленту, родине его матери.
Новый правитель ещё не возложил на свою голову корону, а столицу уже сотрясала волна арестов, ссылок и казней. «Раз уж великой луне помешали добиться справедливости, – говорил Райнсворт Камт, – то это сделаю я». В том, что отец запросто возьмется переделывать недоделанное и за императором, и за божеством, Хейан не сомневался.
– Луна разгневалась на Гафельд и не вернула нам источники, – продолжал Сегард. – Вот уже сотню лет империя пытается выжить с огрызками магии. Мы верим, что сможем искупить вину перед луной, но… – в этот момент он несколько замялся. – Есть у меня мысль, что мы могли бы сделать это куда раньше, если б на престоле оказались ближайшие родственники Матисса, а вовсе не чужаки Камты.
В этот момент Хейан аж задохнулся от двух мыслей, пришедших ему в голову, необычайно острых и пропитанных чувством несправедливости. Первая мучила его с самого пробуждения: все пошло не так именно из-за Райнсворта Камта. А вот вторая вонзилась в мысли только сейчас:
Когда он справился с этими мыслями достаточно, к нему вернулось дыхание, уже звучавшее по-новому. Вдох – «я не прощу этого отцу». Выдох – «я не прощу этого луне».
Таким Хейан Камт и шагнул в изменившуюся страну, которая мечтала вернуть благосклонность богини. Новые храмы все же построили, а крыло дворца, где Матисс обнаружил свою заветную – или злополучную? – фреску, превратили в священное место. На месте разрушенной крепости разбили парк. Несколько восстаний против узурпатора с легкостью подавили тефалийские маги. А новая верхушка страны выражала Его Величеству Райнсворту соболезнования в связи с тем, что его сын и дочь в тот роковой день оказались погребены под завалами крепости.