Конфликты между нами тоже стерлись. Карина насытилась магазинами, Ирина выполнила предписанную родителями программу, Марина побывала в исторических местах, куда стремилась. Мы устали от раздоров, научились договариваться, снова начали ходить все вчетвером. Вторая неделя была не такой бурной, не такой богатой на открытия, как первая. Эти открытия, без сомнения, приятные, не то чтобы стерлись из памяти или выцвели, а как-то слиплись, потеряли свои подробности, ставшие из любопытных обыденными. Дни недели пробежали перед нами, как вагоны поезда, похожие один на другой и уносящиеся прежде, чем наблюдатель сможет увидеть, где их границы.
В понедельник после занятий мы посетили кладбище Пер-Лашез, находившееся совсем рядом с нашей школой. Честно говоря, я была против этой затеи: не понимала, какой смысл шататься по некрополям. Мы же не готы, в конце концов! Но Пер-Лашез оказалось совсем не готичным, а светлым и даже уютным. Оно походило на парк для прогулок, а не на могильник. Здесь не было ни привычных нам оградок, ни заслоняющих солнце мрачных деревьев. Зато повсюду стояли какие-то странные будки, похожие на кабины лифтов. Найдя в одном из них окошечко и заглянув внутрь, я увидела маленький затянутый паутиной алтарь, статую Богоматери, букет искусственных цветов и несколько ящичков с надписанными на них именами людей и датами их жизни. Это был семейный склеп! И, судя по указанным годам, довольно старый: несколько захоронений датировались еще XIX веком. Наверно, здесь лежат богатые буржуа, чинные и больше всего на свете ценившие благопристойность: он — во фраке и цилиндре, она — в кринолине и чепчике… А теперь по мощеным дорожкам вокруг их последнего пристанища бегают детишки, бродят зеваки, шагают группы туристов.
Туристы появлялись тут не случайно. Дело в том, что на Пер-Лашез покоилось много знаменитых людей. Специальный указатель их могил располагался у входа — и в этом указателе были не только французы! Карина сообщила, что ее парень поручил ей сфотографировать последний приют Джима Моррисона, и мы, найдя его на карте, отправились туда. Могила была видна издалека по скоплению вокруг нее фанатов. Неподалеку тоже толпились люди: там лежала Эдит Пиаф.
Во вторник мы продолжили загробную тему и пошли в катакомбы. Вот где было по-настоящему страшно! Марина рассказала, что парижские подземелья появились не просто так: это были бывшие карьеры, где добывался известняк, служивший строительным материалом для местных зданий. В определенный момент карьеры так разрослись, а Париж настолько расширился, что первые начали угрожать второму: говорят, что кое-где земля проваливалась, поглощая возведенные на ее поверхности дома. Примерно в это же время — а дело было в конце Маринкиного любимого XVIII века — возникла еще одна проблема: старинное кладбище Невинных, где хоронили уже на протяжении нескольких столетий, начало источать такое зловоние, что его из санитарных соображений пришлось срочно закрыть. Старинные могилы раскопали, кости продезинфицировали и на специальных траурных повозках перевезли в заранее же подготовленные карьеры. Так и появились катакомбы с оссуарием — складом костей.
Потащила нас в это место, конечно, тоже моя сестра. Наверно, ей было важно, что где-то здесь находятся останки жертв Варфоломеевской ночи[10], а может быть, и ее любимых героев-революционеров. Меня привлекла сама экстремальность этого приключения. Карина купилась на то, что это модный туристический маршрут. Ира побоялась идти наперекор остальным. Хотя ее трусость мы явно недооценили. Едва оказавшись внизу и увидев вокруг себя груды черепов и костей, она подняла такой визг, что мы побоялись, как бы ее не хватил инфаркт. Учитывая, что мы тоже были напуганы увиденным, наш страх оказался как бы двойным. В общем, пребывание в катакомбах пришлось прервать. «Обзавидуются!» — радостно думала я, покидая подземелье и предвкушая, как расскажу об этом походе московским готам.
Остаток дня мы провели, прогуливаясь по району, где расположен вход в катакомбы. Назывался он Монпарнас. Это был второй по известности богемный район Парижа после Монмартра: менее знаменитый, менее туристический, менее людный и, к счастью, не злачный. Здесь до сих пор сохранились кафе, в которых собирались художники начала XX века: Амадео Модильяни, Марк Шагал, Фернан Леже, Сальвадор Дали…