Три высоты

— Как хотите. Только все равно раньше меня вряд ли доберетесь. До аэродрома километров сорок, не меньше! — попробовал отговорить меня Харитонов. — Ну да ладно, держитесь дороги. Ударят заморозки — подберу.

Мы сняли с самолета рацию и вооружение, погрузили все в кузов заправленного авиационным бензином «фиата», туда же загнали по покатям «мерседес» — жаль показалось бросать такого красавца — и распрощались. Харитонов остался ждать заморозков, а я, чертыхаясь и проваливаясь по колено в грязь, зашагал вдоль обочины.

До аэродрома добрался лишь на четвертый день, когда нас с Харитоновым и ждать перестали. Он прибыл чуть ли не вслед за мной. «Мерседес» у него по дороге кто-то реквизировал, а «фиат» удалось доставить до места.

Командир полка Ищенко грузовик одобрил, заявив, что в хозяйстве и гнутый гвоздь пригодится, но рассматривать его в качестве компенсации за потерянный самолет наотрез отказался.

— Вот «мессера» или там «фоккера» гробанете — тогда квиты! — сказал он, улыбаясь. Его обрадовало, что все кончилось лучше, чем можно было ожидать. — На худой конец можете танковую колонну спалить. А пока отправляйтесь в Куйбышев получать новые самолеты.

В Куйбышеве меня ожидал сюрприз, о котором я и мечтать не мог. Приемка новых «илов» — дело серьезное, поэтому помимо летчиков Кузина, Молодчикова, Лядского, Балдина и других в командировку с нами отправилась группа техников, в числе которых был Фетисов. Он-то и проявил первым беспокойство по поводу предстоящего ночлега в незнакомом городе.

— Вас как фронтовых офицеров, понятно, пристроят, а нам, грешным, куда? Под открытым небом загорать? — ворчал, озираясь по сторонам, Фетисов.

— Будто и ты не с фронта, а из санатория проездом, — успокаивал его Лядский. — Не робей, старшина, всем будет место.

И вот пока мы ходили по городу, с интересом приглядываясь хотя и к скудной, но все же мирной тыловой жизни, от которой давно успели отвыкнуть, судьба, замысловатая, путаная, не признающая никаких правил и никакой логики фронтовая судьба, уже готовила для меня неожиданную, как гром с ясного неба, встречу. Причем такую, какие часто случаются в кино или на страницах романа, но крайне редко в самой жизни.

Из писем я знал, что мой младший брат Михаил воюет в одной из частей зенитчиков. Обратного адреса, как известно, на таких письмах не полагается: полевая почта такая-то, и все. Попробуй угадай, какие географические координаты скрываются за безликим номером из нескольких цифр. И вдруг…

Когда мы наконец добрались после долгих блужданий до городской комендатуры, чтобы справиться, где лучше переночевать, слышу, склоняется на все лады номер какой-то части — что-то стряслось у них там в тот день.

На цифры у меня особой памяти никогда не было, а тут вдруг словно кольнуло что-то, стукнуло в голову. Схватил я свою планшетку и, ни слова не говоря, вытряхнул все ее содержимое на подоконник; перетряхиваю лихорадочно бумаги: не то, не то…

— Ты что, спятил?! — дергает меня за плечо Лядский. — Или у тебя там квитанция на номер люкс в здешнюю гостиницу?

— Может, и на люкс, — отвечаю. — Погоди!

Наконец нашел. Вот оно, последнее Мишкино письмо! Глянул на конверт: точно, не подвела память! И сразу же к коменданту:

— Адрес! Адрес этой части! Как туда поскорее добраться?

— А в чем, собственно, дело? — подозрительно покосился тот на мою возбужденную, налившуюся враз густым жаром физиономию. — Вы что, тоже…

— Да ничего я не «тоже»! — нетерпеливо перебил я. — Брат у меня там! Родной брат, понимаете?!

А дальше все вышло как напророчил в шутку Лядский. Через полчаса мы уже сидели в люксе — только не в гостиничном номере люкс, а в зале городского ресторана «Люкс». За столиком, заставленным на радостях бутылками, напротив меня сидел Мишка — капитан-зенитчик Михаил Тимофеевич Береговой.

— Так ты, значит, все летаешь? — в четвертый, если не в пятый, раз спрашивал он все об одном и том же, как это часто бывает в первые минуты нежданной-негаданной встречи.

— А ты, значит, все сбиваешь? — вторил ему в том же духе я.

— Значит, до капитана уже дотянул? — снова начинал свое Михаил. — Молодец! Не подкачал, значит, не подвел фамилию…

— Так ведь и у тебя на погонах те же четыре звездочки! — смеялся в ответ я. — Нашел чему удивляться!

— Вот-вот! — не выдержав, расхохотался в конце концов Лядский, берясь за бутылку. — Встретились два родственничка, два родных братца, а поговорить не о чем…

В бутылках, кстати, была всего-навсего минеральная водичка. Видимо, именно этим и объяснялось их обилие. Щедрые застолья в тогдашних ресторанах были не приняты.

А вот в Киеве, по разрушенным улицам которого мы недавно бродили с тем же Лядским, не удалось поначалу пригубить даже и минералки. Дело, впрочем, застопорилось не из-за ее отсутствия, а из-за нашей с Лядским некредитоспособности. Да как застопорилось-то! Мы с Тимофеем чуть со стыда не сгорели. Расскажу, как это было.