Три закона Дамиано

– Мы так и сделали. Но картина опять возвратилась сюда. Матвей бросил все, и ушел в монастырь, это неподалеку отсюда. Он пишет там иконы дивной красоты. Возьмешь такую – она в руках светится. Ее без лампады в церкви можно ставить, а все люди любуются и не нарадуются. В десять раз больше прихожан стало! Не только из соседних областей, даже из Сибири паломники едут. Но не дай боже оставить новую картину в его келье хотя бы на сутки! Опять изрубит, если она писана на дереве, или изрежет, если она на холсте. Почитаем заповедь божью: «Не укради!», но каюсь, и сам лично делал, и настоятелю монастыря велел: «Если видишь, что икона готова, кради у него этот образ. Бог простит! Это же не святотатство, а спасение лика божьего. Не ради наживы красть, а для радости людской – это не грех. Матвей же такую красоту создает, что почище Рублева будет! Не в червонцах эти иконы оцениваются, а в спасенных душах, что на них глянут, и от греха и гнева отвратятся».

– А Матвей не пытался их выкрасть?

– Пытался. Но мы всегда в разные места эти иконы направляли. Куда – ему не говорили. И он же теперь затворник. Не так-то просто из монастыря выйти. Одна из таких икон и у меня в церкви сейчас висит. Господь мне свидетель, расскажу такую историю. Пришел к нам в церковь вор, четыре раза в уже темнице побывал, в тот раз опять в бегах. Он где-то прослышал, что в церкви арестовывать нельзя, и через забор к нам перелез. В своей порванной одежде в храм вошел, ни крестом себя у входа не осенил, ни даже поклоном. Ходил без толку, сам не знал, что делать. Но тут он проходил мимо той иконы, про которую я говорил. Марию из Магдалы он на ней изобразил. Только не в зрелом возрасте, а в ее юности и непорочности. Эту икону у нас даже слепые руками ощущают, такое от нее сияние исходит!

Отец Павел передохнул немного, налил еще по стакану. Мы продолжали слушать.

– Этот тать остановился возле той иконы. Он не упал на колени, как вы там в своих романах пишете. Он просто стоял и смотрел. В церкви только он и я. Стоит он и не шевелится, все смотрит на эту икону. И вдруг я вижу слезу у него на щеке. Я к нему: «Чем помочь могу, сын мой?» Он отмахнулся от меня, как от мухи назойливой. Еще час стоял. Не молился, не крестился, он даже не знал, как надо: справа налево или наоборот. Просто молчал и плакал. Весь в наколках, а плакал. Я по церкви хожу, за свечами присматриваю и за ним поглядываю, не дай бог пожар устроит или украдет что-нибудь. А он ко мне подходит: «Батя, у тебя мобилы нет?» Есть у меня телефон. Мы-то тоже должны везде успевать Времена-то не апостольские. Подаю ему телефон. Он говорит мне: «Не бойся, батя, не подрежу!» И набирает номер: «Райотдел ментовки? Капитана Терехова попросите. Терехов? Генка Меченый тебе звонит. Ты меня ищешь? Подъезжай к церкви. Я сдаюсь. Не надо ОМОНа. УАЗика хватит. Браслеты на меня оденете, только не прессуйте сильно». И отдал мне телефон. Только перед тем, как из церкви выходить, вернулся к той иконе, посмотрел на нее еще раз и сказал мне: «Если бы не эта икона, я бы никогда не завязал. И хрен бы меня этот Терехов поймал бы! Но там я увидел лицо моей матери. У меня еще осталась ее фотография, как раз перед свадьбой с отцом. Этот ваш писатель даже родинку на ее левой щеке изобразил! Она меня сто раз просила завязать, а я все ей говорил: „Хорошо, хорошо, мама! Сегодня последний раз, и тогда заживем, как люди!“ Но меня кинули. Я сумку инкассаторскую через забор перебросил, думал, они подождут, пока я через забор перелезу. А они сумку в салон – и сразу от меня по шоссе рванули. Меня менты там и упаковали. А мать меня не дождалась. Даже на похороны не пустили. И я у тебя в церкви, сегодня, в день ее рождения, ее образ увидел!»

– А не знаете, где он сейчас, этот «Меченый»?

– Полгода назад вышел по амнистии. Теперь сварщиком работает. Каждое воскресенье приходит в мою церковь и ставит свечку возле той иконы. Крестился. Вот какова сила божественного искусства!

Обстановка немного прояснялась.

– А Вы пробовали пригласить экзорцистов?

– Шесть человек в разное время приезжали. А тот смеялся над ними. Одного экзорциста даже удар хватил, до сих пор болен. Мне не ведомо, откуда узнал наш митрополит про вас. Но вызвал он меня к себе и сказал, что есть у него человек, чужемец, который может нам помочь. И приехали вы. Чудно, иноземцы вы, а по-русски не хуже меня говорите.

– Бывает такое. Я-то сам русский, и из своей страны не уезжал. Страна от меня уехала.

Иван все время слушал и молчал. Но он уже приступил к своим обязанностям.

– Можно посмотреть этот портрет?

Несколько минут мы слышали скрежет топора и стук молотка. Вошел Василий.

– Пожалуйте!

Мы прошли в ту комнату. Там стоял затхлый запах непроветриваемого помещения.

– А почему здесь нет икон? – спросил я. – Везде в хате есть, а здесь нет! Даже самых простых, не Матвеем нарисованных.

– Нельзя их здесь держать. Сразу чернеют. Видать, этот бес их своим взглядом убивает, – кивнул в сторону мольберта отец Павел.