Три заложника

Медина был, как всегда, весел и общителен. Но что-то в нем явно задело Сэнди, и мой друг стал откровенно раздражительным. Время от времени он ввязывался в споры – и слишком запальчиво для воспитанного человека, а в остальное время молчал, дымил трубкой и односложно отвечал на вопросы соседей.

Около одиннадцати я решил, что пора уходить, и Медина тоже стал прощаться. Он предложил мне прогуляться вместе, и я с радостью согласился, поскольку возвращаться домой мне еще не хотелось.

Я уже надевал плащ, когда ко мне подошел Сэнди.

– Загляни сегодня в клуб, Дик, – сказал он, – мне необходимо с тобой поговорить.

Произнес он это таким категорическим тоном, что я удивленно поднял брови.

– Прости, – сказал я, – но я обещал пройтись с Мединой.

– К черту Медину! – воскликнул он. – Делай, что тебе сказано, или горько пожалеешь!

Подобное обращение мне не понравилось, тем более что Медина находился совсем рядом и мог слышать его слова. Поэтому я довольно холодно сказал, что не собираюсь отменять данное слово. Тогда Сэнди резко повернулся и ушел. В дверях он столкнулся с Берминстером и даже не извинился.

Герцог потер ушибленное плечо.

– Старина Сэнди еще не привык к мирной жизни, – рассмеялся он. – Похоже, ему не стоило злоупотреблять мадерой.

Стоял погожий и тихий мартовский вечер, ярко светила луна, и чем дольше мы шли по Пиккадилли, тем радостнее становилось у меня на душе. Великолепный обед и превосходное вино, конечно, сыграли в этом свою роль, как и тот факт, что я оказался в обществе людей интересных и, можно сказать, избранных. С каждой минутой Медина нравился мне все больше, и на мгновение меня посетило недостойное чувство превосходства, возникающее, когда твой старый друг, которого ты любишь и ценишь, вдруг начинает вести себя неподобающе.

Я пытался понять, что так встревожило Сэнди, но тут заговорил Медина, словно прочитав мои мысли:

– Славный парень этот Арбутнот. Я давно хотел с ним познакомиться, и он оправдал все мои ожидания. Однако он слишком долго пробыл в Азии. Когда такой живой ум, как у него, долго не взаимодействует с равными себе, он может утратить связь с действительностью. Разумеется, то, что он рассказывал сегодня, чрезвычайно любопытно, но мне кажется, его рассказ несколько приукрашен.

Я согласился, однако даже намека на критику со стороны Медины хватило, чтобы возродить мою преданность старому другу.

– И все же, – возразил я, – как правило, в его фантастических теориях что-то есть. Я не раз был свидетелем того, как Сэнди оказывался прав, а опытные и трезво мыслящие люди ошибались.

– Охотно верю, – сказал Медина. – Вы хорошо его знаете?

– Мы друзья, – коротко ответил я, – и вместе прошли через многое.

Пока мы пересекали Беркли-сквер, в моей памяти одно за другим проносились те экзотические и опасные места, в которых нам с Сэнди довелось побывать.

Вместе с тем вечерний лондонский Вест-Энд всегда наполнял меня ощущением прочности и основательности нашей цивилизации. Все эти громадные дома, хорошо освещенные, надежные, со ставнями на окнах, казались противоположностью миру тьмы и опасностей, в котором мне порой доводилось странствовать. Обычно они казались мне какими-то святилищами покоя – но сегодня вызвали иные чувства. Мне было любопытно, что происходит внутри, за массивными дверьми. Возможно ли, что ужас и тайны прячутся там так же, как в мрачных трущобах? Мне даже представилось искаженное страхом пухлое лицо человека, забившегося под одеяло.

Я почему-то считал, что Медина живет в наемных апартаментах, но мы остановились перед внушительного вида строением на Хилл-стрит.

– Не желаете ли зайти? Вечер только начался, и у нас есть время выкурить трубку.

Спать мне не хотелось, поэтому я последовал за ним.

Медина отпер парадную дверь и включил свет, озаривший первую лестничную площадку. При этом сам холл остался в полумраке, но я все-таки разглядел, что он довольно уютен и обставлен множеством шкафчиков, приглушенно поблескивающих позолотой. Мы поднялись по лестнице, покрытой толстой ковровой дорожкой, и на площадке мой спутник снова щелкнул выключателем, и скрытые лампы осветили следующий пролет.

Меня охватило странное ощущение: словно я поднимался на большую высоту в окружении шевелящихся теней.

– Не великоват ли такой дом для холостяка? – поинтересовался я.

– Я храню немало редкостей, книг, картин и еще кучу всякой всячины. Люблю, чтобы все это было под рукой, – ответил Медина.