Три запрета Мейвин (СИ)

Гейс — ритуальный запрет, налагавшийся на свободнорождённых младенцев, декларирующий, как правило, кодекс поведения, либо связанный с тотемными животными рода. Страх перед нарушением гейса был столь велик, что между этим и смертью в преданиях обычно выбирали последнее. Чем больше было дано человеку, чем большей силой и властью он обладал, тем больше было у него гейсов — своеобразных противовесов. "Считая окна в домах, проверяя пищу, выбирая дороги" — примеры типичных гейсов.

Ни в одном внушающем доверии источнике я не нашла упоминаний о гейсах, данных женщинам, лишь обратные факты — женщины в сагах нередко дают гейсы героям. Так что это — всецело авторский произвол.

Йоль — германский праздник зимнего солнцестояния, известен и у кельтов.

"Не от людей такая красота" — бытовало поверье, что, если в семье, где прежде не было красивых людей, рождался красивый ребёнок, красота эта была даром фэйри. Но сверхъестественные подарки опасны, и такие люди считались обречёнными на несчастье.

"За красоту и чудесное спасение меня назвали Мейвин" — суффиксы 'ин' и 'ан' в именах уменьшительно-ласкательные, таким образом, Мейвин — 'маленькая Мейв' или Мэдб. Королева Мэдб считалась прекраснейшей женщиной Ирландии, а в преданиях прочно связана с потусторонним миром.

Огам или огамическое письмо — возникшая не позднее 4 в.н. э. на Британских островах письменность. Применялась для гаданий.

"Одет в мшисто-зелёные одежды" — зелёный цвет в кельтской традиции характерен для одежды нелюдей. Считалось даже опасным человеку одеваться в зелёное — сидхе могут жестоко подшутить, а то и забрать с собой.

Гости у ворот

Братья давно позабыли беспечные детские игры, превратившись в рослых, плечистых молодцов, с лёгким нравом, умелыми, не боящимися никакой работы руками. Любили они добрую шутку и весёлую забаву, много было у них друзей, а врагов не нажили. Вставали они прежде всех работников, а ложились позже всех, и каждому находили участливое слово, тверды были в невзгодах и крепко держались друг друга и семьи.

И не нарадоваться бы на таких сыновей, да и на поле с самой доброй пшеницей прорастёт крапивное зёрнышко. Братьям по нраву была холостяцкая вольница, и, хоть тотчас сыскались бы для них достойные невесты, не спешили они опутывать себя жёнами.

— Дождусь ли внуков с такими сыновьями! — горько упрекала матушка, которой давно уж недоставало в доме детского смеха. — Одна надежда на дочку.

Но мои подруги-погодки все уж оставили девичью свободу за порогом мужниных домов. Немного охотников водиться с сестрой пяти братьев, когда хватает других, за которыми нет такой заступы.

Братья любили единственную младшую сестру, опекали и стерегли так, что иные и посмотреть в мою сторону боялись. Стоило кому подойти ко мне, заговорить, как незлобивых улыбчивых парней точно подменяли.

— Чего добиваетесь, чтоб Мейвин навек при вас осталась? Так-то вы любите сестру?

На родительские укоры братья отвечали так:

— Нет среди них достойного Мейвин.

— Глядите, отвадите от сестры женихов, кому тогда спасибо скажет Мейвин?

Но я знала — отец втихомолку соглашается. Гордился он мною. Хвалился:

— Ну разве не хороша у меня дочь? Где найдёте вторую такую? С самой королевой Мейв поспорила бы красотой, и Каэр, верно, была не лучше Мейвин! Если и отдам кому дочь, то достойнейшему.

— Молчи уж! — шипела прабабка. — А ну как слушают нас те, что завистливы? Подавай им лучшее, чем владеют люди.

Орнат бранила меня, любя. Хитрила, беду отводя.

Мне она говорила иное.

— Не жди себе жениха. Знаешь, кому ты предназначена.

Что такое это — предназначена? Или я вещь?

Предназначена… Прежде эта мысль казалась мне приятна. Но шли годы, и я стала тяготиться встречами.

* * *

Меж тем давно не знали покоя на земле Эрин. Несчастная наша родина вновь раздираема была усобицей, и щедрым подношением Морриган окропляла травы братская кровь.

Вот уже несколько лет пустовал престол древней Тары, с тех пор, как последний король был предан и убит тем, кого считал соратником.

Но и вероломному не довелось вкусить от кубка власти. Кто сеет раздор, пожнёт вражду, кто нечист душой, окружён себе подобными, — у гнезда стервятника не мелькнёт светлое оперенье. Кто предал сам, будет предан. Хоть убийца всего стерёгся, сгинул скорей того, кто был чужд обмана.

А бывшие его сподвижники затеяли кровавую грызню. Не усидеть двоим на престоле Тары.

Настало время безвластия. Все воевали со всеми, и не было твёрдой руки, чтоб обуздать смуту.

Но тревожили народ слухи, будто жив юный племянник последнего законного короля, не дотянулись до него длинные руки предателя.

'Мало того, что жив, — прибавляли иные, — уже собрал он верную дружину, только и ждёт нужного часа, чтоб вернуть отнятое'.

Отец не приветствовал в своём дому подобные разговоры.

— Не забывайте о том, что его предок приказал повесить брата моего прадеда, Байла Бесталанного, на самом высоком дереве в округе.

— Чего вспомнил! — смеялись братья. — Сколько тому лет прошло! Верно, с сотню?

— Да, не меньше, — поразмыслив, отвечал отец.