Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

– Илья Германович, я не могу.

– Не хочешь, – он возражает проницательно, усмехается.

Да.

Так… честней.

Мочь могу, но больше не хочу.

– Что ж… зайди хоть со стариком попрощаться, Варвара Алексеевна, – Геродот вздыхает тяжело и, кажется, смиряется.

– Зайду, – я, не обращая внимания на слёзы, моргаю и обещаю.

Честно.

Я ведь ещё не забрала академическую справку и аттестат.

***

Второй день Мила не отвечала на звонки, не заходила в сообщения, сети. Она не подавала признаков жизни, и на неё это было совсем не похоже. Молчал и телефон Юрки, до которого дозвониться я тоже пыталась.

И поэтому к обеду, расхаживая по дому и роняя всё подряд, я начала волноваться, а к пяти вечера уговорила Дэна остаться с Сенечкой и, в сотый раз безрезультатно набирая номер, поехала к пропавшей со всех радаров подруге.

Открыла она не сразу, а как раз в тот момент, когда я уже была готова звонить Ромке, МЧС и бог знает кому ещё.

– Привет. Чего долбишь? – безжизненным голосом спросила Мила, отступая вглубь прихожей и кутаясь в не по-летнему махровый халат.

А я опустила руку, прекратив давить на дверной замок, и уставилась на неё.

– Милка… – это было единственное, что я смогла выговорить, разглядывая мою лучшую подругу детства и юности.

То, что стояло напротив меня, совсем не было похоже на Милу.

Нет.

Мила не такая.

Она весёлая, жизнерадостная, целеустремленная, немного циничная. Господи, да она любая, но только не поникшая и равнодушная!

У вот этой бледной копии моей Милы даже ярко-рыжие волосы потускнели, перестали виться задорными кудряшками, за которые ещё в детстве её дергал Ромка. Выцвели пронзительно голубые глаза, покраснели красноречиво.

– Мил, что случилось?! – оглядев её и отогнав промелькнувшие за секунду ужасы, едва слышно прошептала я.

Закрыла, наконец, зайдя, за собой дверь.

– Юрка ушёл.

– Куда ушёл? – я моргнула непонимающе.

Подумала заторможено про хлеб и магазин через дорогу, в крайнем случае, за углом. Там ассортимент больше.

Это же Юрка.

Юрец, как называл его, пренебрежительно кривясь, Ромка. Он Милку обожает, сооружает алтарь в её честь и молится ежедневно, как фыркает тот же Ромочка!

Куда он мог уйти?!

Только за хлебом…

– Не знаю, он не сказал, – Мила пожала безразлично плечами, пошаркала тапками в сторону кухни, уточняя раздельно и обстоятельно. – Собрал вещи. В чемодан. Из кожи. И ушёл. Вчера. Утром.

– Как?

– Ногами.

– Мил, я серьёзно!

Я, пойдя следом, взгромоздилась напротив неё за барную стойку, огляделась по сторонам, и такая знакомая кухня мне первый раз почудилась незнакомой.

Заброшенной и неуютной.

– Я тоже, – она отозвалась угасающим эхом.

Опустила, замолкая окончательно, голову на сложенные замком руки.

Тупиковый разговор.

И вздохнула уже я, подумала и встала, чтоб кофе сварить, ибо, когда всё плохо, мы покупаем красное полусладкое и грузинское, но, когда всё хуже некуда и жизнь летит в тартарары, как сегодня, мы варим кофе.

Чтоб зёрна сильной обжарки.

Горький шоколад.

И апельсиновая цедра.

Панацея ото всех проблем и разбитых сердец у каждого своя.

– Он сказал, что я не соответствую его уровню, – Милка заговорила негромко, начала рассказ, когда я, уже обжарив зёрна, в кофемолку их высыпала. – У него впереди карьерный рост и светлое будущее, а у меня… я сижу без образования в захудалом магазине затюханой продавщицей. Это мой потолок. Я же дура тупая.

Язык, чтоб не высказаться, я прикусила.

С-с-су… сумчатый.

Идиот.

Мила умная.

Просто дико упрямая и принципиальная. Либо всё, либо ничего. Ещё в десятом классе она решила быть клиническим психологом, грезила идеей людям помогать. И было бы всё легко и просто, по плану и мечте, поскольку экзамены она сдала хорошо, просто отлично. Ту же биологию лучше неё только Ромка написал, но… имелась одна проблема.

Единственная загвоздка.

Дорогая.

На клинических психологов в нашей областной столице учили только в медицинском и только платно. И цифра там значилась даже за один год такая, какой у Милы и ба никогда не было и быть не могло. И уезжать в другой город, ещё дальше от ба, Милка отказалась сразу и категорично, как и рассматривать другие варианты и институты.

Гордо задрав нос, она пошла зарабатывать на мечту. Мыла полы, сидела с детьми, раздавала листовки, работала в магазине.

И врезать Юрке за «затюханую продавщицу» я хочу сильно и лично.

– Ещё он в Турцию хотел, в июле, – Мила шмыгнула носом, – билеты уже заказал, а я… я не могу. У меня же ба, я ей обещала приехать. Помочь. Там грядки и картошка. Ба хорохорится, конечно, но ты же знаешь… Я ему сказала. И что он может поехать со мной. Решила позвать в деревню. Дура. У нас с этого всё и началось…

Ну да, в принципе, логично.

Где Турция, а где огород в деревне у ба.

У Анны Николаевны, что Милу и вырастила. Забрала в небольшой районный город из столицы, когда Милкина мать после первого сентября уехала за лучшей, а главное свободной жизнью. Она повязала с утра дочери банты, а после обеда, когда Милка с приехавшей по случаю торжества ба вернулись из школы, её уже не было.

Ни в квартире, ни в городе.

Осталась на память только записка.