Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

До двух часов ночи мы не спали вместе.

– Ладно, злобный Варвар, не злись, – подхалимским тоном пропел Ромочка и, переставая вдруг издеваться, заговорил уже серьёзно. – У меня к тебе шикарное предложение. Пошли сегодня с нами в «Тиволи».

– Куда?!

На кровати меня подбросило второй раз, а спать расхотелось окончательно.

– Варвар, не тупи. Ты слышала!

Слышать-то слышала, но поверить как-то не очень получилось.

«Тиволи» – это ж…

– Миллионер ты мой, – я, старательно подбирая слова, проговорила ласково, предложила душевно так, – колись, кого ограбил. Или по совету Милки всё ж в альфонсы подался? Откуда у тебя деньги на «Тиволи», мажор?

Итальянский, блин.

Нет, Ромку, конечно, родители финансово спонсировали. И сам он подрабатывал, получал опять же за соревнования, но не так, чтобы идти тусоваться в самый известный и дорогой клуб нашего города.

Шутка, что даже стоять около «Тиволи» можно только платно, не такая уж и шутка.

– Расслабься, Варвар, мы по блату, – он гоготнул довольно. – У нашей Дахи брат имеется, который в свою очередь в друзьях имеет владельца этого самого клубного рая, так что… прыгай… нам скидка на алкоголь и бесплатный вход.

Кто такая Даха, я не особо поняла, кто чей друг-брат тоже, но… я поняла главное: мне только что предложили халявный отрыв в лучшем клубе.

Та-да-да-дам!

Ромочке в мгновение ока было даровано всепрощение за звонки по ночам и ранним утрам, а заодно отпущены все косяки на полгода вперёд.

Благодетель мой!

– Так ты идёшь, Варвар?

– Конечно! – настроение вместе со мной радостно скакануло вверх, а я, опережая себя же, быстро затараторила. – Где, во сколько?

– В десять, у старой башни, и… – Ромка, удивляя, запнулся, помолчал, а после вздохнул и неохотно проворчал, – и подругу свою умалишенную зови. Иначе она там окончательно по фазе двинет, а я ещё не психиатр. В общем, звони ей. Хватит выть из-за этого… ныне болезного.

Уточнять, что ж ныне приключилось с Юрцом, я мудро не стала. Меньше знаешь – меньше, как говорится, шансов пойти свидетелем в суде.

Да и болезный – это ещё не покойный.

Можно не волноваться.

– Сам не хочешь ей позвонить?

– Если я позову, то точно не пойдет, – Ромочка отозвался меланхолично.

Флегматично.

И на миг показалось, что он уже звонил, предлагал и отказ получил, но глупая мысль – Ромка это скрывать не стал бы – только промелькнула и исчезла, а я, пусть он меня и не видел, активно закивала:

– Позвоню, позову.

Не одной же мне в такую рань просыпаться.

Ближних тоже надо радовать.

И, когда мой первый ближний уже собрался отключаться, я его окликнула:

– Ром?

– Ну?

– Ни пуха, ни пера.

– Иди к чёрту, Варвар!

***

Моё прекрасное настроение продержалось до одиннадцати утра. Ни кислая рожа Дэна, что мрачной тенью собирался на экзамен, шатаясь по квартире, ни наглая морда Сенечки, что стащил стирать мою очередную футболку, не смогли его испортить.

А вот загромыхавший в пустой квартире звонок и елейный голос моей однокурсницы Ксении Глебовны, которая подрабатывала в родном деканате и которую в рабочее время следовало именовать исключительно по имени-отчеству, настроение подпортили.

До гримасы.

И ответного приторно-милого голоса.

– Варечка, – пропела сладко-гадко она, – твои документы готовы, можешь приходить и забирать.

Отчаливать.

Просилось третьим жгущим глаголом, но вслух, вежливо, оно сказано не было. Женская нелюбовь – она такая, вежливая.

И с реверансами.

– Скоро буду, Ксения Глебовна, – я, корча злобно-страшную рожу окну и своему размытому отражению, пропела ещё более сладко-гадко в ответ. – Спасибо, золотце, за оперативность.

И расторопность.

Мои документы, думается, она готовила и уносила на подпись с большим рвением и удовольствием. Дышаться в стенах родного вуза ей теперь, определенно, станет легче. Не будет ведь меня там больше.

– С-стерва! – я, заканчивая светскую беседу о природе, погоде и последней моде, швырнула телефон на кровать.

А Сенечка, отвлекаясь от постирушек и задирая ко мне морду, фыркнул согласно.

В кои-то веки очень в тему.

***

По дороге в почти уже не родной университет я купила вишнёвый пай и, подумав, банку настоящей сгущенки, любовь к которой ещё на первом курсе и первой практике привил нам Геродот.

Доказал, улыбаясь и посмеиваясь, что на раскопах, в походных условиях с кострами и палатками, без сгущенки совсем грустно и печально.

И, пожалуй, расставаться с ним мне тяжелее всего.

Он же любимый учитель.

Он очаровал археологией, шутками и историями из жизни. Он восхитил и влюбил в себя с первой встречи и лекции, и разочаровывать его мне не хотелось.

Только вот и не разочаровывать не вышло.

Не будет из Варвары Лгуновой светила исторических наук, не стану я больше забегать к Геродоту на чай, и бесед, попутно проверяя мои познания, мы больше с ним вести не будем.

Сегодня я в последний раз прошлась по пустым и гулким коридорам корпуса. Взбежала, махнув студенческим, на четвертый этаж, где расположился наш деканат, до которого я никем не замеченной и не опознанной добралась.

К счастью.