Парень решил сменить тактику.
— Ну, мамуль, мобильник не мой.
— Вижу, что чужой, — взвизгнула та, — немедленно объясни, как он оказался в твоем кармане.
— Вовка свой поносить дал, — с самым честным видом сказал лгунишка.
— Зачем ему дорогую мобилу другому давать? — искренне удивилась Лариса.
Алексей слегка воспрял духом.
— Я Ленку в кино пригласил, она на лоха с древней трубкой и не посмотрит. У меня не мобильник, а позор.
— И Владимир тебя выручил? — прищурилась Лариса. — Фамилию назови.
— Чью? — прикинулся дурачком Леша.
— Доброго Вовы, — заорала мать.
— Филиппов, — выпалил сынуля.
Лариса сжала кулаки.
— Убью на хрен! У Филиппова мать уборщица, за воротник заложить любит, у нее денег на хлеб не хватает. За что мне это горе? Почему сын в отца-уголовника удался? Где мои хорошие качества, а?
«Хелло, хелло, хелло…» — вновь запела трубка.
— Можно посмотреть? — спросила я, протягивая руку к сотовому. И, не дожидаясь разрешения, приложила телефон к уху.
— Котик, это Сергей Иванович, продюсер, — захихикал девичий голосок. — Ты один или крокодилица рядом? Ага, поняла, раз молчишь, значит…
— Это крокодилица, но не та, про которую вы думаете, — ответила я. — Я нашла сотовый на улице, похоже, хозяин его посеял, хочу отдать, но не знаю кому. Подскажите…
Договорить мне не удалось — из мобильного раздалось несколько коротких гудков, затем повисла тишина.
Модель сенсорного аппарата, который я держала в руке, была мне прекрасно знакома, у самой такая же. Я открыла «Избранное», увидела записи «дом», «мать», «жена», «бабушка» и нажала на первую строчку.
— Алло, — откликнулась на звонок Элла. — Олежек, ты уже закончил? Домой едешь?
— Это Виола, — ответила я.
— Вот чудеса! — изумилась супруга режиссера. — А у меня определился номер мужа. Как это получилось?
— Надо же, как сотовая связь глючит, — удивилась я, — звоню, чтобы вас успокоить: печенье в целости. Скоро принесу его.
Я взглянула на поникшего Алексея.
— Однако ты дурак. В следующий раз, когда украдешь мобильник, сразу выбрасывай симку и отключай аппарат. И тебе фатально не повезло: звонок у телефона легко запоминается, я узнала мелодию. Трубка принадлежит режиссеру Олегу Николаеву, который снимает мой сериал. Ты сегодня ездил на «Кинофабрику»? Или обокрал Олега в маршрутке?
Лариса отвесила сыну оплеуху.
— Отвечай, сволочь! По отцовским стопам решил пойти? На зоне хочешь, как папаша-недоумок, очутиться? Я тебе помогать не стану, хватит мне одного урода.
— Это не я, — захныкал Алексей, — Гарик спер. Мы были на кастинге. Объявление в Инете увидели: «Для съемок приглашаются подростки от тринадцати до шестнадцати лет», ну и поперлись. Приехали, а там одни герлы, им, оказывается, тока девки нужны. Решили по «Кинофабрике» погулять, жрать захотели, а денег нет. Гарик у одной двери остановился и сказал: «Во! На табличке написано: «Режиссер-постановщик». Давай зайдем? Таким всегда коньяк-пирожные-бутеры на стол ставят». Вынул он отмычку…
Лариса застонала.
— Отмычку! С вором дружишь!
— В комнате ваще ничего стоящего не было, — огорчился Леша, — ничего вкусного не нашлось. Только пакет лежал фольговый, а рядом папка с бумагами, розовая в зеленую клеточку. Расторгуев ее проглядел, думал, может, деньги там есть. Ни фига. В кульке обнаружили сэндвичи. Нормально так пахли. Гарик на диване мобилу увидел, взял ее, потом бутеры слопал в одно рыло, я к ним и не притронулся.
— Моральные принципы не позволили полакомиться украденным? — усмехнулась я.
— На хлеб паштет был намазан, — пояснил подросток, — а у меня на свинину аллергия, сразу задыхаться начинаю, решил не рисковать. Неизвестно же, из чего жрачка, неохота в больницу загреметь.
Я спокойно слушала кающегося грешника. Алексей зря осторожничал, патэ было из гусиной печени. Экими путешественниками оказались тостики: их приготовили для Елизаветы Гавриловны, но пакет из холодильника стащил Олег, затем бутеры очутились у подростков и в конце концов закончили свое «турне» в желудке воришки Расторгуева.
— Я не тырю чужое, — оправдывался Алексей, — это все Гарька придумал. Чес-слово!
— Почему же трубка очутилась в твоем кармане? — остановила я вруна.
Мальчик на секунду запнулся и снова заговорил:
— Мы еще немного по фабрике походили и уехали в Нижнегорск к Филиппову в гости. Вовка нам супу налил. Ну и блевотину его мать готовит! Жрать невозможно, и пахла похлебка мерзотно. Я не стал даже пробовать, а Гарик съел. И ему вскоре плохо стало, затошнило сильно. Он хотел лечь на диван, а Вовка нас выпер, заорал: «Валите отсюда! Из-за Гарьки теперь сортир мыть надо, блюйте во дворе!»
— Отличный друг, — прокомментировала я, — с таким в разведку хорошо ходить.
— Мы поперлись на автобус, — вещал дальше Леша, — и опоздали, следующий на Гидрозавод шел через два часа. Решили посидеть в парке, двинули туда. Расторгуева все время выворачивало, зря он суп хавал, отравился дерьмом. А потом Гарька вдруг сел на тротуар, икнул и стал кровью плевать. Я перепугался, не знал, чего делать. Увидел через дорогу больницу.
Алексей замолчал.
— Ну, говори, — уже другим, совсем не сердитым тоном попросила мать.