Три женщины

Мари вспоминает момент, когда Аарон разговаривал с Мэгги по телефону, та, как всегда, была очень многословна. Телефон Аарона почти разрядился, и он сказал: «Вот номер моей жены. Если связь разъединится, а тебе нужно будет поговорить, можешь позвонить ей».

Вот откуда у Мэгги ее номер. А вовсе не из программы «Не отвечать», потому что это жена любовника.

Во время перекрестного допроса выясняется, что Мари Нодель не сотрудничала с расследованием окружного прокурора. Обвинение спрашивает, почему она не захотела отвечать на вопросы бюро уголовных расследований, и Мари отвечает, что слышала нелестные отзывы о главном следователе Майке Нессе. В телефонном разговоре он не показался ей объективным. Поскольку у нее тоже есть юридическое образование, она не собиралась общаться с ним без адвоката.

Байерс говорит, что, имея юридическое образование, Мари должна была знать, что, если бы она сказала Нессу все то, что и сейчас под присягой, ей не пришлось бы приходить в суд. Ее показания настолько противоречат показаниям Мэгги, что, если бы следствие получило их во время подготовки процесса, суда вообще не было бы.

– Я об этом не подумала, – говорит Мари.

В заключительном выступлении Байерс скажет, что Мари сознательно приберегла свою историю для зала суда, поскольку через адвоката мужа могла иметь доступ ко всем материалам дела. Байерс укажет, что Мари могла знать, что у нее будет возможность изучить материалы обвинения и допросов свидетелей. И уже после этого она могла построить свои показания так, чтобы они противоречили словам Мэгги Уилкен. Имея юридическое образование, она с самого начала знала, что у нее будет единственная возможность дать показания, самые важные для жизни ее семьи.

– Возьмем для примера тот факт, что вы добровольно дали свой телефонный номер Мэгги Уилкен, – продолжает Байерс.

– Я не давала ей свой телефон, – отвечает Мари.

– Вы позволили мужу сделать это?

– Да.

– И обвинение не знало об этом до самого суда?

– Да.

– Почему же ваш телефонный номер оказался в телефоне Мэгги в черном списке?

– Я не знаю.

Байерс спрашивает, есть ли телефон Мари у других учеников. Нет. Знала ли она о звонках и их продолжительности? Она знала, что звонки были продолжительными, но о точном времени не догадывалась. Знала ли она, что двадцать три звонка имели место после десяти вечера?

– Я знала о телефонных звонках, – отвечает Мари.

– Каждый раз, когда я задаю вопрос, вы уклоняетесь. Я знаю, что звонки были. Я спрашиваю, знали ли вы, что двадцать три звонка были уже после десяти вечера?

– Нет.

В зале суда становится очень тихо. Этот ответ многое значит.

Затем Байерс спрашивает Мари о плане дома. Он спрашивает о простынях на постели в цокольном этаже, о цвете подушек. Он спрашивает об этом, потому что Мэгги Уилкен нарисовала план дома, чтобы доказать, что она там была. Но защита возражает, что рисунки могли быть сделаны по фотографиям, размещенным в интернете риелтором. В любом случае, теперь Нодели живут в новом доме, в престижном районе города, рядом с новой школой Шайенн, где работает Аарон. Новые салфетки и держатели для салфеток. Новый ребенок.

Объявляется перерыв на выходные. Когда в понедельник заседание возобновляется, Байерс задает многие вопросы из тех, что были заданы в пятницу, чтобы присяжные ничего не забыли. Байерс повторяет один из вопросов Хоя. Он спрашивает, уезжала ли Мари из города по выходным по работе. Мари снова это отрицает.

– А не по работе? – настаивает Байерс, имея в виду турнир по боулингу для полицейских, который проходил в субботу в Мендене. Мари присутствовала на нем до 2009-го и после 2009 года.

Мари отвечает, что она участвовала в нем почти каждый год, но не в том году.

Она снова подтверждает, что знала о звонках.

– А знали ли вы о девяноста с лишним звонках, причем в самое странное время?

Мари отвечает, что точного количества она не представляла, но знала, что было несколько звонков.

– Девяносто с лишним?

– Полагаю, это вполне можно назвать «несколькими».

Байерс возвращается к заметкам в книге. Мари говорит, что Аарон часто писал записки ей и детям и ей кажется, что заметки в «Сумерках» сделаны не его почерком.

– Вы уверены?

– Да. Я считаю, что это почерк не моего мужа.

– Вы помните общее содержание заметок?

– Да.

– Разве вам не кажется, что человек, их написавший, находится в определенных отношениях с тем, кому пишет?

– По моему мнению, нет. Я никогда не читала эту книгу. И не догадываюсь о контексте.

– Возьмем, для примера, первую заметку. «С первого вечера я мечтал о тебе. Я сразу понял, что запал на тебя». Разве это не говорит о том, что кто-то влюблен в человека, которому предназначается эта записка?

– Звучит романтично, – соглашается Мари. – Но это почерк не моего мужа – по моему мнению.

– Я помню, что вы это говорили. Учитывая, что вы не считаете эту записку запиской вашего мужа, могли бы вы высказать свое мнение о человеке, который это написал?