Три женщины в городском пейзаже

Но наконец все сложилось: конец сентября, жарко еще будь здоров, и все-таки к вечеру чуть легчает. В сентябре – хотя и чувствуется приближение осени, лучшего времени года, – море еще теплое, песок белый, краски буйные.

Двадцать восьмого сентября Саша спешила в аэропорт. Нервничала ужасно. Как у них сложится? – позади столько лет, целая жизнь. Целая жизнь друг без друга.

В далекой юности Саше казалось, что они друг без друга не смогут: ближе Катьки у нее никого не было. При расставании ревели белухами. А ничего, смогли, куда деваться.

Только расставались они двадцатипятилетними девчонками. А сейчас тетеньки за пятьдесят.

Увидев в толпе подругу, Саша подпрыгнула и закричала:

– Катька, я здесь!

С юности близорукая, Катерина растерянно вглядывалась в толпу. Увидев Сашу, расплылась в такой счастливой улыбке, что у той сжалось сердце: Катька, родная! И никакие годы, и никакие расстояния их не отдалят, не сделают чужими. Потому что дружили крепко, очень крепко, и роднее Катьки не было в Сашиной жизни подруги.

Они всегда были на связи: сначала писали друг другу письма – настоящие, бумажные, в конвертах с двумя марками. В конверт Саша вкладывала фотографии, по тем временам крутые, полароидные – первая серьезная покупка на новом месте. Или обычные, цветные. На фото все местные чудеса, все, чем можно удивить: знаменитый на весь мир рынок Махане Иегуда, пестрый, разноцветный, шумный, настоящий восточный базар. «Катька, как жаль, что ты не слышишь и не можешь понюхать! – писала Саша. – Орут они будь здоров, с непривычки люди шарахаются, я, например. Восток, как известно, дело тонкое! Но запахи, Кать! Офигеть! Специи, пряности, цитрусовые, горячие лепешки, только что испеченные бублики! Нет, совсем не такие, как в нашем московском детстве – увы. Те, наши, были – помнишь? – плотненькими, тугими, чуть сладковатыми, румяными, а иногда и чуть подгоревшими, с зернышками мака. А эти – побольше, порыхлее, повоздушнее. И вместо мака – кунжут! Катька, ты знаешь, что такое кунжут?

Прилавок с маслинами и оливками. Сто видов, на любой вкус – от сморщенных, крошечных, с вишневую косточку, до гладких, глянцевых, гигантских, со сливу, с начинкой и без, в масле, в вине и в уксусе. Блестящие, матовые, горьковатые, соленые, как и положено, и острые, даже острейшие, сладковатые и совсем кислые. Выбирай».

«Я к маслинам равнодушна, – лениво отвечала Катька, – но и у нас они появились! Может, и не такой выбор, но есть. Кстати, испанские».

«Ну теперь вас ничем не удивишь!» – отвечала Саша.

Конечно, кроме фотографий продуктов, манго размером с небольшой арбуз или гигантских мохнатых киви, пит со швармой, набитых острыми салатиками и хумусом, румяных шариков фалафеля, рыбных прелестей, от головастой красноватой барбульи – «в Одессе она называлась султанкой, Катька, ты помнишь?» – до гладкобокой принцессы Нила и мелких, серебристых, как елочные игрушки, сардин, было великое множество других: Мертвое море, Красное, Средиземное. И разумеется, пресное Тивериадское озеро – здесь его тоже называли морем. А еще фото долин, гор и водопадов, церквей, мечетей и синагог. И древних развалин, акведуков, амфитеатров. Даже грибов – да, грибов! В декабре в лесах появлялись маслята! И конечно, семьи – дочки, мужа. Ну еще и машины, квартиры.

Катька отвечала тем же: дети, квартира, машина. И конечно, фото любимой Москвы: «Сашка, скучаешь?»

«Скучаю, – отвечала Саша – хотя скучать некогда, кручусь как белка в колесе. Но Москва, Катька, снится: Замоскворечье, Арбат, Сретенка… А тут, представляешь, приснилась ВДНХ! Нет, правда. Сама удивилась! Ну и мы с тобой. Шляемся, как в былые времена, помнишь, Катька? Едим мороженое и жареные пирожки, сидим на скамеечке – веселые, беззаботные, юные. Хорошее время, да, Катька?»

Катерина отвечала: «Не просто хорошее – лучшее».

Закоулки памяти – там много всего: светлого, темного. Радостного и горького. Того, от чего мечтаешь избавиться, и того, что боишься забыть.

Когда технологии рванули вперед, появились мейлы, вотсап и прочие мессенджеры. Но письма стали короче – да, времена изменились, увы. На обстоятельную переписку времени не было, только коротко и по делу. Но что жаловаться? Есть быстрая связь, и это здорово! К тому же бумажных писем ждали по несколько месяцев.

Саше всегда казалось, что Катька рядом. И наплевать, что расстояние между Москвой и Иерусалимом в две тысячи километров.

Кстати, Гальперин ехать в Москву не хотел категорически. Пытала его – почему? Муж тут же начинал раздражаться: «Чего я там не видел? Господи, Саша, сколько на свете прекрасных мест! Мы же почти ничего не видели – даже Европу не всю объездили! Не говоря про Америку и все остальное! А ты – Москва! Да черт с ней, с Москвой! Хочешь – езжай! Но без меня, извини».

Конечно, без него она не решилась – трусиха. Всегда была рохлей, да так и осталась. Как это – в отпуск и без мужа? У них это было не принято.