Три женщины в городском пейзаже

Они почти не разговаривали. Да какое там «почти»! Они вообще не разговаривали. Так, ни о чем: «Саша, иди обедать!», «Саша, что будешь на ужин?», «Саша, иди мыться!», «Дай сарафан, я его постираю». Вот и все разговоры. И за обедом молчали, и за ужином. «Доброе утро – спокойной ночи». «Спасибо, все было вкусно». «Спасибо, больше не хочу». «Да, я наелась».

На Зою Саша старалась не смотреть. Точнее – не сталкиваться с ней взглядом. А если случайно сталкивалась, то внутри все холодело. Зоин взгляд! Нет, ненависти там не было! Кажется, не было. Но была железобетонная стена – не пробиться. Впрочем, Саша и не старалась. Тихая, смирная, послушная и спокойная девочка. Ей хорошо было одной, хорошо и совсем не скучно – наблюдать за порхающими бабочками и за жужжащими стрекозами, за розовым закатом, за теплым, барабанящим по жестяной крыше летним дождем. Хорошо было с книжкой, с бумагой, с карандашами.

Каждую пятницу Саша ждала отца – без конца выглядывала за калитку, крутилась у двери и, кажется, очень раздражала этим отцовскую жену.

Отец приезжал с подарками – пусть мелочью, но Саша была счастлива: копеечный пластмассовый пупс из газетного киоска, новый альбом для рисования, шоколадка «Аленка» – какая разница? Она бросалась к отцу на шею и шептала, как сильно скучала.

В деревне она гостила месяц – достаточно и ей, и уж тем более Зое. Та и так проявляла верх благородства. Да и к концу месяца Саша начинала скучать по матери, ей очень хотелось домой.

Прощаясь с Зоей, она страшно смущалась, тихо благодарила ее и отводила глаза. А Зоя и не скрывала свою радость и облегчение – слава богу, кончилась каторга.

Слышала, как отец выговаривал жене, настаивая отдать Саше с собой лукошко черники:

– Витамины, девочке полезно, у нас и так девать некуда, тебе что, жалко? Дай хоть варенье, Зоя! Ты же не жадная!

– Жалко, – резко отвечала Зоя. – Пусть эта сама покупает!

И отец пристыженно замолкал.

Дома начинались расспросы:

– Чем она тебя кормила? Ты не была голодной? А трусики, маечки? Кто тебе стирал? Она? Ты сама? – возмущенно охала мать. – Ну что про нее говорить! У самой детей нет, бог не дал. Что она понимает?

Перед сном, когда обе лежали в кроватях в темноте, мать спрашивала невзначай, мимоходом:

– А как у них с Володей? Не ругаются?

– Нет, – отвечала Саша, – у них все хорошо.

И, разочарованная, мать шумно отворачивалась к стене.

* * *

Сюрприз Саше устроили в самом конце августа, накануне выпускного, десятого класса. Отец ее удочерил – дал свои отчество и фамилию. Теперь вместо Александры Павловны (имя материного отца) Кононовой Саша стала Александрой Владимировной Луцик. И это был ужас: как она объяснит это подружкам и одноклассникам, как привыкнет к новой фамилии? Наверняка пойдут разговоры, сплетни и перешептывания: «Наша Кононова стала какой-то Луцик». Да и фамилия эта Саше не нравилась: «Луцик – куцик». Уж точно мальчишки начнут изощряться: что-что, а дразнить они мастаки!

В школу ноги не несли – шла как на Голгофу. Думала вообще бросить учиться. Но не решилась даже на прогул – послушная девочка Саша.

Классная начала перекличку, и Саша думала, что у нее остановится сердце.

– Луцик, – объявила она, посмотрев на Сашу.

Вздрогнув, Саша опустила голову.

– Луцик! – повторила поставленная в известность классная.

– Я… – просипела Саша.

На нее обернулся весь класс:

– Луцик? А кто это – Луцик?

Все удивленно переглядывались, пополз шепот. Кто-то тихо хихикал, а кто-то громко засмеялся. Прикрикнув и хлопнув ладонью по столу, классная продолжила перекличку.

На перемене Сашу обступили одноклассники, и начались вопросы. Она отвечала коротко:

– Фамилия отца. Родители так решили, меня не спросили. А какая разница? Мне по барабану. Ну и вообще – отвалите!

Конечно, подружки знали, что отец с ними не живет. Но о том, что Саша незаконнорожденная, не знал никто. В классе были дети из неполных семей, но незаконнорожденных не было точно.

Спустя много лет, во время очередной громкой ссоры с матерью, Саша припомнила ей эту смену фамилии:

– Как вы могли? Вы же взрослые люди! Вы что, не понимали, что это для меня значило? Как я все это должна была объяснить одноклассникам? Ну да, а зачем? – Саша зашлась в истерическом хохоте. – Зачем думать о ребенке, правда? Вы думали только о собственных амбициях. Он – о своем благородном поступке, а ты – о том, что вот наконец твою дочь легализовали. Ну и тебя заодно! Теперь у тебя появились права, правда, мама?

– Какие права, – устало ответила мать. – Ты о чем, Саша? Не было у меня прав – никогда, понимаешь? Одно ожидание. Всю жизнь я ждала. А чего – не знаю сама.

Да, и еще той последней школьной зимой родители справили дочери пальто – старое совсем износилось.

Конечно, о дубленке Саша не мечтала – какая дубленка! Но когда стала мерить пальто, разревелась так горько, что отец испугался. Пальто было темно-коричневым, стариковским и вдобавок невероятно тяжелым: еще бы, доисторический драп плюс толстенный – для тепла – слой ватина. К тому же это «чудо» украшал грязно-желтый, плоский и колючий воротник.