Три женщины в городском пейзаже

– Ну и тебе большое спасибо, – ответила она и принялась собирать со стола.

Он ничего не ответил – а что тут ответишь?

Зоя молчала две недели – молча накрывала на стол, молча убирала посуду. Ни одного вопроса, ни одного! Первым не выдержал он. Бухнувшись на колени, завыл. И снова «прости» и «так получилось», и «ты же знаешь, как я мечтал о ребенке», и «да, я последняя сволочь и прощения мне нет». Что-то еще, пустое, донельзя банальное, унизительное для него и для нее.

Он целовал ей руки, зарывался лицом в колени, теребил край халата и снова плакал, каялся, молил о прощении. Но Зоя молчала.

Потом как очнулась. Стряхнув его руки, отмахнулась, как от назойливой мухи, поморщилась:

– Все, хватит! Хватит! Я тебя умоляю, давай закончим, это невыносимо! Да встань ты, бога ради! – И, резко поднявшись, направилась к двери. Обернулась. – Прошу тебя об одном – не трогай меня больше, ладно? Я… сама… если смогу… Если получится.

Как он боялся, что она его не простит! Вот тогда-то и понял, как боится ее потерять. Понял, как любит, как ценит, как дорожит ею. А позже оценил ее благородство – его дочь она приняла. Не полюбила, нет, он это чувствовал. Да и кто надеялся? Но приняла, разрешила бывать у них дома. И это было самое главное.

Он прекрасно осознавал, что для нее это подвиг.

Спустя пару месяцев ночью осторожно, дрожа от страха, он взял ее руку. Руки она не выдернула, и, не сдержавшись, он громко и облегченно выдохнул. Нет, больше никаких поползновений – мозги работали! Но в эту ночь, впервые за многие месяцы, он крепко уснул.

Когда его дочь появилась в их доме, он был счастлив. Трехлетняя Саша тихо возилась с игрушками. Ни капризов, ни слез, ни шума от девочки не было – чудо, а не ребенок.

За столом, как всегда красиво накрытым, сидели втроем – его любимая женщина, его обожаемая дочь и он, глава семьи.

Так показалось на пару минут – мираж, наваждение, морок. Но тут же все исчезло – он увидел глаза жены. О чем он, какая семья? Есть он и она, Зоя. И есть эта девочка. Дороже которой нет. И еще есть та женщина, стоящая между ними. Теперь – навсегда.

* * *

Саше было семь лет, когда они поехали на море. Втроем – мать, отец и она. Подарок перед школой.

Поехали на машине. Неделю до отъезда Саша не спала. Представляла, мечтала, воображала. Ну, во‐первых, они едут втроем, как настоящая семья! Во-вторых, они едут на море! Ну а в‐третьих, едут они на машине! И папа говорил, что они будут проезжать разные города и поселки, останавливаться, чтобы перекусить, искупаться, освежиться в речке или глянуть на что-то интересное. Только бы ничего не сорвалось, только бы родители не поссорились! Только бы не вернулась из деревни Зоя.

Все получилось. Ранним утром они выехали из города. Саша смотрела по сторонам – леса, пролески, городки, деревеньки.

Под болтовню и смех матери уснула. Ах, как было уютно спать на заднем сиденье отцовской «Волги»! Как сладко, как счастливо!

Проснулась от того, что машина затормозила.

Смущенно хихикая, мать побежала в лесок, отец вышел размяться и покурить. Жмурясь от яркого солнца, Саша дотронулась до отцовской руки. Он осторожно и нежно пожал ее руку.

Немного было в жизни таких моментов – абсолютного, безоговорочного счастья, такого, от которого можно задохнуться.

Потом они ели приготовленные матерью котлеты и бутерброды и пили чай из здоровенного китайского, в ярких пионах, отцовского термоса.

К морю добрались на следующий день. Саша дрожала от нетерпения – какое оно, это море? Такое же, как на картинке? Или еще лучше?

Море оказалось необыкновенным: серебристым, чуть дрожащим и – бесконечным. Держа отца за руку, Саша медленно вошла в воду. Зашла и зажмурилась. Ей казалось, что она встретилась с чем-то необыкновенным, совершенно волшебным, загадочным, таинственным, непостижимым. Она испугалась и задрожала – вот сейчас она откроет глаза и море исчезнет, – осторожно открыла глаза.

Море было на месте – манило, зазывало, очаровывало. Отец взял ее на руки, и они зашли в воду. Вода обожгла, опалила, заставила вздрогнуть и почему-то заплакать.

– Ты испугалась? – переполошился отец. – Сашенька, что ты? На берег? Хочешь на берег?

Саша мотала головой.

В первый же день с морем она подружилась и уже его не боялась. И еще полюбила его на всю жизнь. Прожить год без моря? Это было ужасно.

Жили они в маленьком домике в километре от берега. Крепенькая, словно грибок, мазанка стояла в самой сердцевине большого черешневого сада. Некрашеные, светлые деревянные полы, две кровати, застеленные белоснежным накрахмаленными бельем. Обеденный стол и три стула. И кухонный закуток – плитка с газовым баллоном, две блестящие, сверкающие кастрюльки и две сковородки.