Три женщины в городском пейзаже

И снова густой, сладкий, крепкий кофе в арабской кофейне и тягучие, приторные арабские сладости – попробовать надо, а как же!

Дорога домой почему-то оказалась томительно долгой: усталость, возбуждение. Голова шла кругом от разноцветья событий и впечатлений.

Разбрелись по комнатам, повалялись, пришли в себя и к десяти проголодались. Саша нажарила сковородку картошки с луком, вспомнили молодость и безденежье.

Катька рассказывала о себе. Старший сын оказался не очень удачным:

– Папашины гены, ты ж понимаешь, куда от них денешься!

Саша хорошо помнила Катькиного первого мужа – Димку Солодовникова, красавчика и удальца: девицы хороводом, папа известный ученый, мама бывшая опереточная певица, красавица, светская львица.

Катька залетела в конце третьего курса, перед летней сессией, и решительно призвала Диму к ответу. Деваться было некуда, и, неохотно согласившись, он повел подругу в загс. Свадьбу гуляли роскошно, в «Берлине»: фонтан, белоснежные скатерти, сверкающий хрусталь, официанты в черных смокингах, столы, заставленные деликатесами – осетры на блюдах, поросята целиком, черная икра, салат из крабов.

Модная публика – московский бомонд: дамы в длинных платьях, увешанные драгоценностями, важные, респектабельные мужчины. Молодежь – самые близкие друзья, Саша и еще пара подруг – выглядела растерянной и прибитой – такую роскошь они видели впервые!

Измученная токсикозом невеста выглядела паршиво: худющая, бледная, с синяками под глазами. Саша водила ее в туалет. На еду бедная и не смотрела – противно!

Странное ощущение не покидало Сашу – казалось, все позабыли, по какому поводу собрались – после пары, не больше, вяловатых и скучных тостов про молодых нарядные гости переключились на родителей жениха: за новоявленную красавицу тещу, за талантливого тестя – про молодых все словно забыли.

Уставшая молодая рвалась домой, Катькины родители сидели с поджатыми губами, а на Димином лице была написана такая откровенная тоска, что его становилось жалко.

Не дождавшись десерта, молодые свалили. Следом за ними уехала и молодежь.

На выходе из зала Саша обернулась: кажется, их отсутствия никто не заметил – взрывы смеха, звон бокалов и постукивание приборов продолжались.

Молодые поселились на съемной квартире. Летом Катя родила сына Прошку. А через полгода вернулась к своим.

Гулять и развлекаться Димочка не перестал, отцовскими обязанностями пренебрегал, к жене был равнодушен, словом, для него этот короткий случайный брак был просто случайным и нелепым происшествием, которое он тут же постарался забыть. Так же, как и его родители, – и им было не до внучка.

Нет, деньгами все компенсировали с лихвой – Катя и Прошка ни в чем не нуждались. «Хоть так, – вздыхала молодая мамаша, – как говорится, с паршивой овцы…»

Дима погиб в двадцать восемь, в автомобильной аварии. И спустя год его родители всполошились, вспомнив о существовании внука.

Свекровь умоляла о встречах, говорила, что оставит все им, бывшей невестке и внуку, обиженная Катька отказывалась, но потом сломалась, смилостивилась, пожалела.

Встретившись с бывшими свекрами, не смогла сдержать слез – ничего не осталось от прежнего лоска, два несчастных, прибитых старика! Вот как бывает.

С появлением внука они ожили, пришли в себя, в жизни снова появился смысл. И без конца просили у Катьки прощения.

У Прошки появились новенькие дедушка с бабушкой, а у Катьки – поддержка во всех смыслах. Свекры брали Прошку на курорты, задаривали подарками, игрушками и одеждой, водили по театрам и давали Катьке приличные деньги.

Конечно, Прошка тут же освоился и стал наглеть. Ну и плюс Димкины гены.

Когда сыну исполнилось двенадцать, Катя снова вышла замуж.

Эдик Красниций был скромен, молчалив и заботлив – словом, полная противоположность шалопаю Солодовникову. И Катька с легким сердцем родила второго сына, Шурика. Но семейная жизнь снова не задалась – Эдик оказался занудным и скаредным. Считая копейки, сам покупал продукты, объясняя это тем, что жена Катерина транжира и разгильдяйка.

Через четыре года Катерина от мужа ушла. Говорила о нем с пренебрежением и сарказмом, Эдик-велосипедик, тусклое, унылое говно.

Оставшись в одиночестве, Катя расслабилась – больше никто не мог ей сказать, что тратит она много, готовит неэкономно и плохо, убирается халтурно и небрежно, красится слишком ярко, ну и вообще – не жена, а черт-те что. К тому же Эдик ненавидел Прошку и даже не собирался этого скрывать. Да и к своему родному сыну Шурику относился не очень – и он его раздражал.

Ожившая после долгого и нудного развода – а Эдик делил посуду и полотенца, – Катька заявила, что с замужеством она завязала. И выполнила свое обещание. Теперь у нее были только друзья – так она называла любовников, – и это ее вполне устраивало.

«В одиночестве полно прелестей! – заявляла она. – Опять в ярмо, опять на барщину? Нет, извините! Какие же бабы дуры! И почему им всем нужно замуж?»