Предлагала разные варианты – пойти к нему и поставить в известность, потому что гордая Катька беременность скрыла. Пойти к его невесте и рассказать ей. Пойти в деканат и чтобы его отчислили!
– Никуда я не пойду, – сквозь рыдания проговорила Катька. – Да пошел он! Ни слова не сказал, сволочь, ни слова про свадьбу! Я от ребят все узнала.
Саша уговаривала ее рассказать Амиру о будущем ребенке:
– А если все изменится, когда он узнает? А если он все же любит тебя?
Катя решительно отказалась:
– Зачем? Он меня уже предал. А что будет дальше? Жить и ждать от него очередного предательства? Нет, не хочу. Как-нибудь справлюсь, не утоплюсь и не повешусь, много чести!
Через две недели Саша отвезла Катьку на аборт. Трясясь от страха, ждала ее в больничном скверике. Через пару часов из боковой двери, пошатываясь и держась за стену, вышла бледнющая, перепуганная Катька.
Саша поймала такси. Поехали к ней – повезло, матери не было дома. Уложив Катерину в кровать и укрыв двумя одеялами, Саша принесла горячего чаю и сладкую булку, намазанную маслом, – любимую Катькину еду. Катька есть не стала. Лежала, отвернувшись к стене. На вопросы не отвечала. Но самое главное – не плакала! Вот это пугало больше всего. Скорая на слезы подруга не выдала ни единой слезинки.
Почти неделю, до самого возвращения матери из санатория, они жили вдвоем.
Катька понемногу пришла в себя. О нем – по имени Амира больше она не называла – и о том, что произошло, просила не говорить:
– Было и прошло, не я первая, как говорится. – На прощание, громко всхлипнув, обняла Сашу: – Если бы не ты, Сань, я просто бы сдохла.
Больше ни разу они про Амира не говорили, как будто стерли резинкой из памяти.
Саша удивлялась и восторгалась: «Я бы так не смогла, поносила бы его последними словами, посылая проклятия. Ты, Катька, кремень».
Катерина сползла с дивана и подошла к окну.
– Ну и черт с ними, с мужиками. Любовь – не любовь. Теперь уж какая разница? Слушай, а давай по бокальчику красного для лучшего сна?
– Давай. Впрочем, сну это вряд ли поспособствует. Но можно попробовать.
Сна не было ни в одном глазу. Саша вспомнила, как заболела Зоя – лежала в кровати и тихо стонала. Как же Саша тогда испугалась! Глухая деревня, врача не дождешься, в соседнем селе жила фельдшерица, давно ушедшая на пенсию, но по-прежнему обихаживающая окрестные деревни.
– Зоя Николаевна, – шептала Саша, – давайте я сбегаю за медсестрой? Вам очень плохо?
Зоя молчала отвернувшись к стене.
Саша осторожно дотронулась до ее плеча:
– Зоя Николаевна! Вы меня слышите? Чем вам помочь?
Кажется, еще никогда в жизни ей не было так страшно.
– Уйди, – сквозь зубы простонала Зоя, – этим ты мне очень поможешь.
Саша сидела на крыльце и ревела. Что делать? Бежать на автобус, чтобы со станции позвонить отцу? А если в это время с Зоей случится что-то страшное? О господи, только не это! Ее обвинят в Зоиной смерти.
Сообразила – сбегала за соседкой тетей Тамарой. Охая и ахая, та прибежала к ним в дом. Зоя по-прежнему лежала не двигаясь.
– Зойка, – закричала Тамара, – живая? Зойка! Не померла?
Зоя медленно повернула голову. Саша ужаснулась ее бледности и запавшим, потухшим глазам.
– Живая! – с облегчением проговорила Тамара. – Да что с тобой? Что делать-то, господи? Сашка, – сообразила она, – беги до Куцов! У Витьки мопед, пусть вызывает неотложку! Да беги ты, дурында! Видишь, совсем она никакая!
Витька Куц, известный пьяница и мучитель семьи, как ни странно, был трезв – уже удача! – и движок его мопеда моментально взревел.
Неотложка приехала через два часа. Вкатили какие-то уколы, сказали, что это приступ поджелудочной: «Наверняка чего-то наелись, женщина! Грибы? Нет?» И с неохотой предложили больницу, от которой Зоя решительно отказалась. К вечеру ей стало полегче.
Утром Саша сварила овсянку, посушила белую булку, заварила чай и все отнесла в Зоину комнату.
Зоя кивнула:
– Спасибо.
Три раза в день прибегала Тамара, но от нее были только шум и суета, и Зоя болезненно морщилась.
Потом приехал отец и забрал Зою в Москву. Саша осталась одна.
Одной было здорово и совсем не страшно. Она подолгу спала – теперь ей некого было стесняться, – питалась бутербродами и заваривала себе растворимый бразильский кофе, который обожала.
Через четыре дня ее одиночество нарушила Катька – выяснилось, что отец позвонил матери, и та, конечно, заверещала:
– Как ты мог оставить ребенка одного? Да как она там справится? Это же деревня, Володя! Нет, тебе нельзя доверять, что значит – попросила? Что значит – жара и в городе нечего делать? Срочно привози ее в Москву!
Чувствуя себя виноватым, отец оправдывался, но поехать в деревню не мог – во‐первых, работа, а во‐вторых, Зою положили в больницу.
Тогда и сообразили отправить для компании Катерину, чему та оказалась несказанно рада: Сашка, лето, свобода!
Четырнадцатилетние девчонки вполне справятся вдвоем.