– И даже больше тебе скажу. Я позвонила Нине в Энск, ну да, дочери Марьи Александровны, у которой жила Лада. Попросила сходить в больницу под убедительным предлогом. И посмотреть на этого врача.
– Ну?
– Она утверждает, что это омерзительное зрелище. Неопрятный, прокуренный, помятый. Чуть младше нас с тобой. И еще, знаешь, из ее слов я поняла…
– Что?
– Что он готов поманить пальцем кого угодно, а значит, и нашу девочку. Такие люди ни перед чем не останавливаются.
– Я завтра же позвоню в Энск. Все. Интернатура закончилась. Я забираю дочь к себе. Хватит самостоятельности. Хватит провинциальной романтики.
– Одну минуточку, обещай, что сделаешь это не ты.
– Почему?
– Потому что иначе она упрется и останется в этом Энске навсегда. Препятствия только разжигают пожар любви, а нам с тобой следует его погасить, не так ли?
– Так кто же?
– Я подумала про Тамару Михайловну. Она ведь завтра будет? Вот. Ты бы подсказал ей пригласить Ладу на должность своего референта, она уже несколько месяцев не может подобрать кандидатуру.
– Я не могу просить ее об этом! – стиснув зубы, заявил Феликс.
Принципы боролись в его душе со страстным желанием помочь горячо любимой дочери.
– Милый мой, кто же говорит об этом. Конечно, ты не можешь просить. А вот я…
– Ты?
– Да я и просить, собственно, не буду. Обещаю тебе не произносить никаких просьб. Я только подведу ее осторожненько к этой мысли. Она же меня сама еще и попросит об этом! Твое дело только не мешать мне, обещаешь? Ты должен меня поддержать…
– Конечно, конечно, – задумчиво сказал Феликс. – В любом случае, если твой план не сработает, я найду способ избавить энскую клинику от этого… врача.
– Вот и замечательно, – улыбнулась Луиза, – а теперь, прошу тебя, не показывай вида, что ты хоть что-то знаешь… И еще, я пригласила Максима на завтра. Ну что он все на кухне и на кухне. Талантливый мальчик, твой будущий помощник, пусть учится общаться с людьми.
– Да, да, – бросил Феликс, а потом посмотрел на Луизу внимательно – она уже вовсю занималась своим израненным пальчиком, – да, да…
Его порой приводила в ужас мысль о том, что когда-нибудь удивительные способности его жены могут быть направлены против него. Вдруг ей вздумается обмануть его? Она же обведет его вокруг пальца, и никто об этом никогда не узнает. Феликс поежился от такой мысли и тут же отогнал ее. Нет, Луиза, его Луиза, не такая. Она любит его. Он любит ее. И так будет продолжаться до самой смерти.
12
Майка чувствовала приближение перемен. Она еще толком не знала каких, но сердце ныло тревожно, и весь мир окутан был дымкой печали. Может быть, это просто оттого, что Кирилл уехал в свой обожаемый Лондон? А ее, обожаемую Майку, оставил дома одну? Но ведь он обещал привезти ей фиалок… Да еще эта Дарья Марковна… Вот уж не придумаешь ничего лучше такой встречи. Их что-то связывает, он говорил. Да и она сама это видит. Да они и похожи, как брат и сестра. «Старшая сестра и младший брат», – резко поправила себя Майка. Да, она старше его, старше намного. Но что это, собственно, меняет? Они двигаются одинаково, у них одинаковая мимика, одинаковые жесты. И это делало Майку самой несчастной девушкой на свете.
Раздался длинный телефонный звонок:
– Сестренка?
– Что-нибудь случилось?
– Случился отпуск, случилась путевка. Мы с Гошей летим в Крым.
– Там сейчас, наверно, еще холодно, – поежилась Майка.
– Холод – не голод, – рассмеялась Люська. – Это, конечно, не Лондон, зато бесплатно.
– А почему бесплатно?
– Уметь надо. На работе путевку себе выбила…
Майя знала, каким именно способом сестра обычно что-нибудь выбивает. Мужчины кружили возле нее, как шмели вокруг банки с малиновым вареньем, а она все время из них что-нибудь выбивала.
– Ну что тебе сказать? Счастливого пути…
Бессмысленный разговор не хотелось продолжать. Он не вписывался в ауру ее дня.
– Май, я ведь тебе из Питера звоню. Сейчас заеду. У нас поезд только через пять часов. Дашь мне сарафанчик свой, помнишь, бирюзовый такой. Тебе он все равно до лета не пригодится.
– Приезжай, – ответила Майя, – я жду.
И, положив трубку, снова принялась бесцельно бродить по квартире. Однако Люся развеяла пелену красивой грусти, в которую она заворачивалась с утра, и теперь грусть была явной, неприятной и даже несколько резкой. Через четверть часа раздался звонок. «Надо же, как быстро прискакала», – подумала Майка и распахнула дверь.
Первым ее желанием было немедленно закрыть снова дверь. Захлопнуть, повернуть до упора все замки, набросить цепочку и, возможно, придвинуть к двери что-нибудь тяжелое. Но от страха она только крепче вцепилась в дверную ручку и не могла ни двигаться, ни говорить.
На пороге стоял невысокий человек в сером плаще и в измятой широкополой шляпе. Его взгляд был как удар наотмашь, синие глаза кусались. Разглядывать его было выше человеческих сил. Все в нем казалось немного перекошенным: линия плеч, рот. И только потом она скорее догадалась, чем заметила, что он ко всему прочему еще и горбун.
– Кто вы? – спросил он ее, заходя в дом, зажигая спичку, закуривая.
– Майя.