В эту ночь они вовсе не спали. Они прощались. Нет, не словами, прощались они на том же языке, что и разговаривали все эти дни. В половине пятого утра Жанна устала уплывать в розовые края восхитительного счастья. Ей показалось вдруг, что так много счастья она не заслуживает.
– Ты будешь меня ждать?
– Я клянусь!
– Не клянись.
– Поедем в табор. Там ни у кого нет паспортов, все живут в степи, людей мало, милиции вообще нет.
– Нет, ну какой из меня цыган? Ты лучше скажи, ты будешь меня ждать или нет? Наверняка скажи.
– Клянусь, никогда тебя не забуду! Клянусь – ждать буду!
– Да не клянись ты, дурочка. Не клянись, ненаглядная моя.
Утром Жанна вся в слезах провожала Сашку. Решили, что он уйдет первым, пока еще совсем не рассвело, чтобы никто не заметил. Жанна стояла на коленях, обнимала его ноги и ревела в три ручья. И потом ревела по дороге на работу. И на работе – время от времени, – и когда возвращалась с работы.
Соседка, вернувшись из больницы, застала ее за тем же занятием. Жанна сидела на кровати, гладила струны гитары и тихо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону, как мулла. Бабка принялась было расспрашивать, что да как, но у Жанны слов для описания своего горя не находилось. Ни одного, ни на каком языке.
Так с мокрыми ресницами она просидела несколько недель.
Потом мучили какие-то недомогания, вроде бы заболела. Но температуры не было, поэтому врач не дал больничный. Самочувствие, однако, не улучшалось, и через два месяца Жанна снова, по настоянию бабки-соседки, пошла к врачу. Врач, пожилой старичок, выслушал внимательно ее жалобы, а потом, прищурившись, спросил:
– Да не беременны ли вы, красавица?
Жанна судорожно схватилась руками за живот, посмотрела на доктора и выскочила из кабинета. «Вот это да!» – повторяла она себе, возвращаясь домой. Как же она об этом забыла! Слез как не бывало. Теперь она не знала – радоваться ей или горевать. Конечно, она сильно хотела ребеночка от любимого Сашки. Какая разница, что Сашки пока нет. Ведь он вернется, обязательно вернется как обещал. Но вот как вырастить ребенка одной? Хватит ли ей тех копеек, что платят клиентки? На что она будет жить с маленьким? На какие шиши? Нужно прямо с этого самого момента начать экономить и откладывать понемножку на то время, когда она не сможет работать.
В следующие три дня Жанна поняла, что с экономией у нее ничего не выйдет. Есть хотелось до обморока, до одурения. До одиннадцати часов она еще как-то держалась, а потом шла на кухню и съедала все, что было куплено на два дня вперед. Правильно, ведь теперь ей нужно есть за двоих. Бабка скоро заметила ее безудержную прожорливость и просияла:
– Да ты, девка, никак на сносях?
Жанна ничего ей не ответила, отвернулась и досадливо поморщилась.
– И кто же паршивец этот? Когда успел? А… – догадалась она, – значит, развлекалась тута, пока я в больнице загорала?
– Да ладно вам, бабушка, чего пристали…
– Жить-то на что собираешься?
– Не знаю.
Через два дня бабка снова завела свою пластинку.
– Ты, Жанна, пока не распухла еще, клиенток себе присматривай побогаче или пожалостливее. Разговорами их развлекай. Погадать предложи, ты же настоящая цыганка! Некоторые женщины, знаешь, как этим интересуются…
Жанна знала. Одна пышнотелая тетка уже не раз спрашивала ее насчет гадания.
– Так вот, как родится маленький, ясное дело, на работу сразу не побежишь, так ты и сюда можешь дамочек зазывать. И маникюр сделаешь, и погадаешь, и за жизнь с ними потолкуешь.
«А старуха-то дело говорит», – подумала Жанна и стала присматриваться к женщинам. Сначала пальчики обработает, а потом перевернет ладошку и ахнет: «Ну и линии у вас, долго жить будете». Скажет и отпустит руку, чтобы не навязываться. Некоторые спешили уйти поскорее. А другие, наоборот, уставятся на свою руку и смотрят минуты три. «А еще что там?» – спрашивают. Жанна только плечами пожимает, мол, не здесь же при всех рассказывать. Записочку сует с адресочком.
С тех пор нет-нет да и зайдет к ней какая-нибудь дамочка. Особенно шли те, кому мужья изменяли, или те, которые сами погулять не дурочки. Придут, чаю попьют с пирожными, которые сами же принесли, расскажут все сначала, а потом Жанна им гадать возьмется. Легко таким гадать. Сами же все и рассказывают.
Пришлось Жанне вспомнить, чему мать когда-то учила. Какая линия куда ведет, какая карта что означает. Вспомнила она и как та рассказывала про гадание свое. Голос у нее низкий был, с хрипотцой, слова лились плавно, как журчание ручейка, голос завораживал.
Однажды, к концу смены, пришла в парикмахерскую молодая девушка. Чуть постарше самой Жанны. Смуглое лицо, раскосые глаза, красивая такая татарочка. «И каким ветром ее сюда занесло? Сразу видно – из города», – подумала Жанна. А девушка тем временем оглядела всех и прямиком к ней направилась. Протягивает руку ладошкой вверх, напряглась вся, сжалась. Жанна руку ее перевернула, стала маникюр наводить, а потом посмотрела на ладошку и присвистнула даже.
– Вот это да!
А девушка словно ждала все время.
– Что там? – спрашивает.