Очень скоро — в феврале 1901 года — полиция перешла к открытым действиям. 15 февраля Рыков стал заводилой студенческой сходки в анатомическом театре, на которой «казанцы» требовали пересмотра университетского устава в либеральном духе 1863 года. В 1884-м, в связи с ростом революционного движения, университеты лишились элементов самоуправления, сблизились с государственной властью и полицией. Вскоре после сходки начались аресты — и среди студентов, и среди рабочих, которые участвовали в кружках. Рыкова уже считали одним из самых опасных вольнодумцев.
На этот раз обыск не прошел для полиции бесплодно. У Рыкова нашли письмо сестры, сообщавшей ему о студенческих волнениях в Петербурге — в таком тоне, что власти не сомневались: такому молодому человеку не место в императорском учебном заведении. Нашли у Алексея Ивановича и листовку с призывом на студенческую сходку. Всего этого оказалось достаточно для исключения из университета. Всего лишь полгода ему довелось поучиться на легендарном факультете… Далее — арест, допросы. Более того — Рыков оказался в казанской тюрьме, провел там более шести месяцев, после чего его отправили в родной Саратов под гласный надзор полиции. Не шутка! Тут-то Алексей и понял, что сражаться с системой — дело рискованное и обманывать жандармов удается далеко не всегда. Первый тюремный каземат стал для него куда более ярким впечатлением, чем первая университетская лекция. Просидел он в казанской каталажке больше шести месяцев, и прошел это испытание с честью, никаких сомнений в правильности избранного пути не испытывал.
Рыков так и не получил высшего образования. Среди большевиков немногим удалось обзавестись уважаемым дипломом: слишком радикальные позиции занимала эта партия. Она смолоду выталкивала своих приверженцев в подполье. Но Саратовская гимназия, в которой Алексей был одним из первых учеников, — это тоже немало. Прежде всего, там учили учиться. И он, без преувеличений, стал одним из асов самообразования. Рыков усердно вчитывался не только в «классику марксизма». Он отдавал должное художественной литературе — тем более что Россия переживала расцвет прозы, которая уже в те годы по праву считалась мировым явлением. Льва Толстого, Антона Чехова достаточно оперативно переводили на немецкий, английский, французский. На этой волне успех получили и писатели второго ряда, главным образом те, которые привлекали западную аудиторию близостью к революционным кругам, — например, Сергей Степняк-Кравчинский, которого не без удовольствия читал и Рыков. Ведь это был не просто писатель, а еще и террорист, кинжальным ударом смертельно ранивший шефа жандармов Николая Мезенцева. Читал он и Николая Михайловского — народника, спорившего с марксистами. Недоучившийся студент учился видеть мир в неровном свете противоречий.
3. Снова в Саратове
Вернувшись в родной Саратов с тюремным опытом, Рыков, несмотря на слежку, не только весело отметил свое освобождение с сестрами, но и незамедлительно вошел в комитет РСДРП. Действовал осмотрительно, но активно. В то время саратовский комитет социал-демократов во многом действовал согласованно с эсерами, среди которых у Алексея Ивановича тоже было немало приятелей. Между прочим, полиция, не слишком глубоко разбиравшаяся во внутренней дискуссии социалистов, и Рыкова в то время причисляла к эсерам.
К тому времени почти год в Саратове действовал социал-демократический комитет, в котором наибольшим авторитетом пользовался сосланный сюда из Москвы «твердый социал-демократ» Петр Александрович Лебедев. Легально он занимал незначительную должность в городской управе, располагал свободным временем и — якобы по делам службы — разъезжал по всему Саратову. Это помогало ему поддерживать связь с рабочими и молодежными революционными кружками, устраивать встречи на тайных явках, словом, руководить партийным комитетом. Рыков, человек остроумный, легко сходившийся с людьми, сразу стал его правой рукой. Они сдружились, хотя нередко и спорили.
Комитет располагал типографией, которую с особенной осторожностью оберегали от провала. Размножали важные работы социал-демократов, включая Владимира Ульянова, которого Рыков внимательно штудировал. Жили (до поры!) душа в душу с социалистами-революционерами. Важнейшим делом было распространение газеты «Искра». Этот процесс, напоминавший сюжеты приключенческих романов, стал для десятков революционеров школой конспирации. Газета — это нечто большее, чем просто нелегальная литература. Выпускали «Искру» в Германии, редакция работала в Мюнхене и Лондоне, но в России распространялось не менее семи тысяч каждого выпуска газеты, которая должна была сплотить расколотое и хаотичное революционное движение.