Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

А все-таки почему в те дни Алексея Ивановича не арестовали и не поставили вне закона? Почему? Безусловно, столь авторитетный большевик, хорошо знающий две столичные партийные организации, был опасен для Временного правительства. Он мог сыграть решающую роль в уличном противостоянии. Скажем жестче — в уличной войне. Можно предположить, что в то время Александр Керенский видел в Рыкове возможного переговорщика. В правительстве понимали, что совсем исключить большевиков из политического процесса — дело взрывоопасное. Керенский намеревался «приручить» левых радикалов, найти общий язык с некоторыми из них, быть может, согласовать с ними работу в Советах, в других органах власти. Ведь правительство тоже месяц от месяца левело — по крайней мере, внешне. А Рыков действовал, не складывал оружия, активно включившись в политическую жизнь.

В июле Моссовет рассматривал вопрос о коалиционном Временном правительстве, и Рыков от имени фракции большевиков заявил, что нельзя оказывать никакой поддержки такому правительству. По его словам, престиж «революционных партий» в стране резко пал, ибо «нигде не было так тихо, как в Совете рабочих депутатов» в то время, как казаки и юнкера обыскивали в Петрограде рабочие кварталы, закрывали профсоюзы и громили левые типографии; о каком же доверии правительству можно говорить? О значительном (быть может, вынужденном) сближении с позицией Ленина говорит нашумевшее выступление Рыкова за установление рабочего контроля на производстве и против смертной казни. Он стремился лишить Временное правительство рычагов управления, в том числе карательных.

Отметим и еще одно важное последствие тех событий. Для Временного правительства с того времени не было более опасного противника, чем ленинцы. Главное было достигнуто: само понятие «большевик» уже звучало грозно. И притягивало недовольных. Их усиленно демонизировали — и это шло партии на пользу. Еще в начале 1917 года это место — вакансию крайне левой силы — занимали эсеры. Правда, к концу лета у Керенского и его ситуативных соратников возник еще один сильный противник — Лавр Корнилов, кандидат в русские Наполеоны и перспективный вождь патриотически настроенных граждан. Сразу отметим двусмысленность его положения: в отличие от Ленина, Корнилов не располагал партией. Ни спаянной, ни иллюзорной — никакой. И его политический опыт оставлял желать лучшего, хотя генерал старался прислушиваться к опытным советникам и выглядел достаточно революционно. По крайней мере, на монархиста он летом 1917 года не походил нисколько. От идеи восстановления «царского трона» в то время бежали как от чумы даже генералы и епископы. И, кстати, почти никто не вспоминал о судьбе бывшего императора Николая II и его семьи. По крайней мере, в политических спорах, в которых принимал участие Алексей Рыков, никто и не помышлял судачить о Николае Александровиче. Его считали безнадежно устаревшей моделью политического лидера. Мало кто вспоминал и об идее суда над бывшим царем, которая сохраняла популярность в первые недели после Февральской революции. Совсем другие персоны и совсем другие решения обуревали большевиков в те дни.

Партия росла, быстро пополнялась новыми активистами. Подчас большевиками становились непроверенные, политические незрелые, случайные люди, просто недовольные действительностью и подхваченные революционным ветром. Рыков скептически говорил старым приятелям: «Сегодня партия разрастается. По тысяче новых большевиков в неделю! А завтра? Все это может превратиться в карточный домик. Ничего и не останется. Разве настоящих активистов, настоящих борцов стало больше?» Так в те дни думали многие. Но Ленину требовались впечатляющие цифры роста. Он понимал: к победителям присоединяются. А одно из главных противоречий, с которыми приходилось в те дни иметь дело Рыкову и его однопартийцам, можно сформулировать так: имеет ли смысл укреплять авторитет Владимира Ленина в партии и, соответственно, в русской политической жизни.

И перед Временным правительством, и перед оппозицией стояли вопросы, требовавшие немедленной реакции. Как сохранить территориальную целостность Российской империи и стоит ли ее сохранять? События Первой мировой развивались так, что появление на западных рубежах страны независимой Польши стало почти неизбежным. Да, у социалистов там было немало единомышленников, но отказаться от борьбы за национальный суверенитет они не могли — даже ради марксистских идеалов соединения пролетариев всех стран. Власть центра стала призрачной и для других окраинных территорий — от Финляндии до Туркестана. Большой проблемой для Петрограда оказались и политические маневры на Украине, с которыми иллюзорная, ожидающая Учредительного собрания Российская республика справиться явно не могла. В то время это были еще очень осторожные шаги к «незалежности», но и они уже летом 1917 года не позволяли говорить о «единой и неделимой».