Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

По мнению историков Георгия Злоказова и Генриха Иоффе, «в этот момент II Всероссийский съезд Советов находился в одном шаге от создания Советского правительства, или, как тогда говорили, однородного социалистического правительства»[62]. Но сделать этот шаг не пришлось. Кое-кто перегнул палку, осуждая действия Военно-революционного комитета. Меньшевик Яков Хараш заявил: «За спиной съезда благодаря политическому лицемерию партии большевиков совершена преступная политическая авантюра. <…> Меньшевики и эсеры считают необходимым отмежеваться от всего того, что здесь происходит, и собрать общественные силы, чтобы оказать упорное сопротивление попыткам захватить власть». Меньшевики и правые эсеры, огласив резолюцию «против военного заговора и захвата власти», в знак протеста покинули съезд. Возглас представителя латышских стрелков Карла Петерсона: «Пусть они уходят — армия не с ними!» — встретили овацией. Чувствуя, что они не могут противостоять установке на вооруженный переворот, съезд покинули представители меньшевиков, правых эсеров и Бунда (Всеобщего еврейского рабочего союза). Но на кворум их демарш не повлиял.

Еще на дневном заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Ленин впервые произнес фразу, в дальнейшем попавшую во все советские учебники истории: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась». В 8 часов вечера Временное правительство получило очередной ультиматум о сдаче, который министры отвергли, и час спустя холостой выстрел из Петропавловской крепости возвестил о начале штурма Зимнего дворца, который уже почти никто не охранял.

II съезд Советов, без преувеличений, оказался поворотным. И большинство его делегатов, ощущая ветры истории, пребывало в приподнятом, шумном настроении. Такие минуты случаются редко в судьбе любого поколения, любой партии. Рыков не разделял этой эйфории. Пребывал в усталой растерянности, но главные решения этого форума считал своевременными. Первым делом съезд Советов принял Декрет о мире: всем воюющим странам и народам предлагалось немедленно приступить к переговорам о заключении всеобщего демократического мира «без аннексий и контрибуций».

Тут же на ура приняли декрет, отменявший смертную казнь, и знаменитый Декрет о земле, согласно которому национализировались все земли, недра, леса и воды. Большевики исполняли свои давние обещания. А потом съезд избрал высший орган советской власти — Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) и сформировал первое советское правительство — Совет народных комиссаров (СНК), полностью большевистский по своему составу, во главе с Лениным и с участием Рыкова в качестве наркома (советского министра!) внутренних дел.

Дело было так. После полуночи, уже 27 октября, Владимир Антонов-Овсеенко объявил об аресте министров Временного правительства, и вскоре после этого Лев Каменев (все к тому времени забыли, что его вроде бы удалили из ЦК и предлагали изгнать из партии) зачитал список народных комиссаров. Их немедленно утвердили. «При чтении списка народных комиссаров — взрывы аплодисментов после каждого имени, особенно Ленина и Троцкого», — вспоминал вездесущий Джон Рид, разумеется, присутствовавший на том съезде. Имя Рыкова тоже было хорошо известно делегатам — и его тоже приветствовали овацией. Новому органу исполнительной власти можно было начинать работу. Специфика этого революционного праздника состояла еще и в том, что власть в столице (а возможно, и в стране) получила партия, считавшая необходимостью отмирание государства. От этой идеи они не отказывались — и тогда, в эйфории «красного Октября», считали, что это отмирание вовсе не за горами. Но наркомы должны были взять на себя бремя исполнительной власти.

Впрочем, полностью отождествлять статус первых наркомов с министерским не стоит. Перед ними стояли не чисто управленческие задачи. Главными на первых порах были попытки преодолеть саботаж старых работников, отобрать из них тех, кто может быть полезен для новой власти, важным виделось и уничтожение тех министерских обычаев, которые оказались несовместимы с революционной политикой. Когда звучали фамилии наркомов — зал встречал их аплодисментами. Так было и с Рыковым. Но наиболее мощными овациями съезд наградил Ленина и Троцкого.

Могли в то время революционеры опираться на поддержку в обществе? В Советах влияние большевиков определенно росло, на выборах в Учредительное собрание они получат недурной (лучший из всех партий) результат в столицах. Академик В. И. Вернадский, входивший в состав ЦК партии кадетов и не сочувствовавший партии Ленина, в «октябрьские» дни вел дневниковые записи: «…в сущности, массы за большевиков…» (3 ноября, Петроград); «…Несомненно, в большевистском движении много глубокого, народного…» (14 ноября, Петроград)[63]. Это голос извне.

11. Горящая Москва