Три жизни Иосифа Димова

— У меня к тебе три просьбы. Во-первых, узнай, на каком аэродроме стоит самолет, который я получил в награду, и распорядись чтобы к шести часам он был готов к вылету. Во-вторых, приготовь в дорогу мои вещи согласно указанию «А» и, в-третьих, разбуди меня без десяти пять и сообрази в большой столовой завтрак на двоих.

Но Эм-Эм не пришлось меня будить, я проснулся после кошмарного сна вскоре после полуночи. Самого сна я не помню, все затянуло глубокой непроницаемой зеленой мглой. В душе остался осадок болезненной печали, похожей на тоску человека, который навсегда расстается с любимым существом. Я долго всматривался в светящийся циферблат электронных часов и всячески пытался вдолбить себе, что причины тосковать о чем бы то ни было у меня нет, что тоска — это плод фантазии авторов старинных книг, что если я убегу от своей работы, уеду из большого города, избавлюсь от того же Эм-Эм, который часто мне надоедает, то это только к лучшему, — в будущем у меня все будет хорошо. Но мне так и не удалось ничего доказать, я понял, что хитрю с самим собой; отчаявшись побороть это чувство, я дал ему полную волю — пусть бушует, пока не выдохнется.

К трем часам выдохся я сам, а может, просто испугался, потому что из неведомых темных уголков высунули мышиные мордочки подлые вопросы, они интересовались, хорошо ли я все продумал, не лучше ли отложить отъезд на север на завтра или, скажем, на послезавтра. Я как ужаленный вскочил с постели, побежал в ванную и встал под холодный душ. Потом оделся по-дорожному и пошел в кабинет просмотреть бумаги. На столе лежали чертежи моей новой КМ, которая сможет самостоятельно руководить производством себе подобных и работать над усовершенствованием своих управленческих и организаторских качеств. Я подержал чертежи в руках и, вполне сознавая, что совершаю чудовищное преступление, — убиваю свое детище, — разорвал их на куски и выбросил в корзинку. Часть обрывков рассыпалась по ковру. Только успел я с облегчением вздохнуть и закрыть глаза, как явился Эм-Эм и доложил, что приехала Лиза и он провел ее в большую столовую.

— Где твои вещи? — спросил я, рассеянно протягивая Лизе руку.

— Ты сначала поцелуй меня, пожелай доброго утра, а потом уже спрашивай о вещах, — рассердилась Лиза. Потом вдруг обняла меня, поцеловала в губы и начала кружиться вокруг меня, хлопая в ладоши. — Едем?

Эм-Эм заставил стол едой — как и подобает для завтрака в большой столовой. Лиза с аппетитом ела все подряд, глаза ее смеялись.

«Спросить, кто был у нее вчера вечером?» — мелькнуло у меня в голове, но я решил не портить ей хорошего настроения и промолчал. Да и какое это имело значение? Ведь пройдет всего несколько часов и все, что происходило вчера, станет далеким прошлым! В конце концов, какое я имею право сердиться на нее? Она готова отправиться со мной в полную неизвестность, не спрашивая, куда и зачем мы едем, на какой срок и вернемся ли сюда вообще, и есть ли там, куда я везу ее, театры и горячая вода. Главное, существенное — это ее доверчивость и самоотверженность, а то, что было вчера, — если вообще что-нибудь было, — мелочь, о которой не стоит думать. Человеку не следует думать о мелочах, когда он расстается с чем-то большим и значительным.

Такие мысли роились у меня в голове, и мне было и хорошо, и грустно. Я выпил чашку крепкого кофе, насильно проглотил несколько кусочков хлеба, задумался, потом вдруг спохватился и сказал Лизе: «Пожалуйста, извини. Я должен написать важное письмо. Это не отнимет много времени. А ты пока завтракай. Спешить не надо — время у нас есть». Я пошел в кабинет, нажал красную кнопку пишущей машинки и принялся диктовать: «Местному филиалу Всемирного бюро трудовых ресурсов. Прошу разыскать гражданина Ивана Настева, бывшего инженера Международного комбината детских игрушек, в настоящее время работает в Гренландии на рыбоконсервном заводе. Прошу вернуть его обратно и назначить на постоянную работу». В этом месте у меня произошла заминка. Если я напишу «у этого товарища тяжело больна жена» или «этот товарищ занимается исключительно трудной работой по выведению редких видов роз», в Бюро посмеются и скажут, что профессор Димов писал в невменяемом состоянии. «Этот товарищ, — продиктовал я и покраснел, потому что не привык врать, — получил от меня специальную задачу в связи с разработкой нового технологического проекта. — Я вздохнул и вытер ладонью лоб. — Главный конструктор профессор Иосиф Димов».

Сняв лист с машинки, я протянул его Эм-Эм, приказал положить в конверт и отправить в местный филиал Всемирного бюро трудовых ресурсов.

В это время прибыл вертолет, дежурные по вертолетной площадке принялись грузить в него наши вещи. Эм-Эм протянул мне листок, на котором он записал номер самолета и точное время вылета. В нашем распоряжении было полчаса.