Три жизни одного Бога

– А что будем жарить на нём, крысу на игле от шприца или леденцы от кашля?

– Я обожаю жареный парацетамол.

– Пожалуй, это я могу устроить, – ответил я с улыбкой, – Погодите!

– Что? – удивилась Елена.

– Костёр! Нам нужен огонь! Здесь же есть система пожаротушения!

– Наконец-то здравая мысль! – воскликнула Елена.

Я взял лестницу и поставил её под датчик сигнализации, который висел на потолке.

– Вы курите, у вас есть зажигалка?! – окрыленный своей идеей, резко спросил я и сразу же прикусил губу.

Елена как-то странно посмотрела на меня, и я тут же спохватился:

– Извините, я… Спросил глупость. Тут есть пожарный щит, я попробую что-нибудь сломать в нём.

Я подошел к стене и открыл электрический шкаф.

– Попробуйте просто выдернуть какой-нибудь проводок, – предложила Елена.

Я дернул первый попавшийся провод и, где-то наверху, зазвучала пожарная сирена, а следом за ней, выключилась общая вентиляция. В маленькое окошко, под самым потолком склада, я увидел мелькающие тени – люди выбегали из лаборатории. Через несколько минут сигнализация выключилась, а следом за ней в нашем помещении пропал свет. Я отчетливо услышал звук выключения рубильника.

– Хитёр бобёр, – сказал я с досадой, – И людей вывел и нас отключил.

– Какая прыткая и умная декорация, явно метит в кресло управляющего, – добавила Елена.

У меня сжались кулаки.

– Думаете, он хочет ускорить процесс собственного повышения? – предположил я.

– Ну, а зачем ему ждать вашей седины или новых морщин у его многочисленных поклонниц, свет он нам отключил, сейчас пустит газ под дверь, и зацветут розочки на земельке. Спорим, он на ваши похороны принесет вам фикус?

– Скорее фигус. Не будет земельки, я кремируюсь. А вы, я смотрю, не теряете бодрость духа, Елена, ваш сарказм просто не победим, – сказал я.

– Хотите, я буду бегать по кругу, размахивать руками и истерично кричать: «Мы все умрем!», если вам станет от этого легче, – сказала она.

– А вы не боитесь смерти? – спросил я в ответ и вновь увидел серьезный взгляд.

– Все там будем, – ответила она. – Кстати, что у вас так глаза забегали, когда вы про зажигалку у меня спросили?

– Ничего они не забегали…

– А за что тогда извинились?

– Я извинился?

– Да. Второй раз, между прочим. Вот вижу вас второй раз, и вы второй раз извиняетесь. Первый был у машины, на той неделе. У вас хобби такое за всех извинятся?

– Нет у меня такого хобби. Тогда мне казалось, что вам не приятны все эти взгляды и перешептывания…

– Думаете, мне интересно, что происходит за моей спиной?

– Не думаю…

– Тогда зачем вы говорите мне об этом?

– Не знаю. Елена, я хотел как лучше.

– Как лучше для кого? Для вас или для меня? Что вы вообще знаете обо мне?

Я посмотрел на Елену. Она давила на меня. Глаза её блестели, а лоб был нахмурен. Серьезная, напористая натура. Даже злость ей была к лицу.

– Я ничего не знаю о вас, кроме…

– Кроме чего?

– Кроме того, что вы больны, – сказал я и выразительно посмотрел на неё.

Некоторое время она смотрела в ответ, не сводя с меня глаз, а потом спросила:

– А вы здоров?

– На свете нет абсолютно здоровых людей.

– Тогда чего вы ко мне прицепились? Что вы везде свою жалость суете, когда вас не просят?

– Елена, я вас прекрасно понимаю, именно поэтому я и хотел извиниться тогда…

– Да не нужны мне ваши извинения, ваше сочувствие, ваше мнение и ваша жалость!

Я горел от стыда, Елена продолжила:

– Не нужны! Что вы извиняетесь за тех, кого считаете лицемерами, если сами в вопросе с зажигалкой губу кусаете? Жалость всё свою примеряете? Кто вас научил вешать ярлыки, кто вам дал это право? Почему вы думаете, что я несчастна, если умру раньше остальных?

– Я так не думаю!

– Тогда что вы извиняетесь без конца?

– Я просто боялся задеть ваши чувства. Мне казалось, что люди теряют волю, стремления, мотивацию, теряют свои мечты, когда узнают, что жить им осталось недолго и век их обречен. Только поэтому!

– Только поэтому? Только поэтому вы решили судить человека, потому что считаете, что умрете позже меня? И это вы так решили? Это всё ваше преимущество?

– Нет у меня никакого преимущества.

– Тогда кого нужно жалеть, Дмитрий? Быть может, я вам сейчас открою великую тайну, но продолжительность жизни, не делает человека счастливым. Счастливым человека делает доброта, понимание и любовь. И эти качества, не влияют на срок жизни, в отличие от падающего кирпича, на голову случайного прохожего. Жалость унижает нормального человека. Он воспримет это, как оскорбление собственной души, смерть над которой не властна. Тот, кто живёт ярко и сгорит быстрее, но разве тихая и незаметная жизнь в старости, союзниками которой будет только маразм и деменция, чем-то лучше?

– Нет, конечно, – согласился я.

– Тогда в чём преимущество тех, кто проживет дольше остальных? Какая разница, сколько дней проживёт человек в своей жизни, если жизни нет ни в одном из этих дней? – спросила она.