Улеглись по спальникам запоздно, вдоволь насидевшись у костра и наговорившись. Были тут и воспоминания: Кривоноса о Монголии, Лещинского об Алжире, Карцева об Урале и Вени об армии… Был острый диспут об итогах сегодняшнего маршрута, переросший в спор о целесообразности внесения поправок в легенду Борисихинской площади, а затем дискуссия неизбежно стала шире, перейдя на обсуждение теоретических основ современной геологии: все тех же фиксизма и мобилизма. Веню от их разговоров вконец сморило, и он ушел спать, а они все ярились и аргументировали, а когда аргументы не проходили, то вновь ярились…
Некоторое время Карцев перебирал в уме те или иные моменты дискуссии, но постепенно пригрелся, успокоился… Внезапно, вне связи с предыдущим, ему вспомнилась «Тьмутаракань», Сашка Хмельницкий, Бутусов, неказистая «богадельня»… «Э-эх, ребята-а… — с нежностью посочувствовал он оставшимся в глуши пространства и существования бедолагам. — Ведь жизнь может быть так интересна и увлекательна, так сложна, полна загадок, разгадывать которые и предназначен человек, имеющий гордую приставку sapiens…»
После этой сентенции он счастливо улыбнулся и вскоре уснул.