Три жизни одного из нас

— Да, но здесь-то разлома нет, — пробормотал Кривонос.

— Тебе Сергей Андреич только что вразумительно объяснил, что роль давилки здесь сыграла метаморфическая нагрузка рифейского этапа, что обусловило совпадение полосчатости в дорифейских мраморах и сланцеватости в рифейских породах!

— Ладно, ладно! — махнул рукой Аркадий Алексеевич. — Будь по-вашему! А все же я отберу образцы и шлифы из всех разновидностей наблюдаемых здесь пород — береженого бог бережет!

К двум часам дня солнце стало весьма назойливым: и жарило и слепило и размаривало геологов, вынужденных неспешно продвигаться вдоль почти непрерывных береговых обнажений метаосадочного рифейского разреза. Поэтому они с удовольствием вошли в тень от массивной скалы, образовавшей мыс при устье говорливого ручейка.

— Все, ребяты, — шутливо-непререкаемым тоном заявил Станислав Казимирович. — Я отсюда в ближайший час — ни ногой! Тут хоть и не Алжир, но печет знатно! Слава богу, река рядом: и искупаемся и порыбачим.

— Сергей, разводи костер, — распорядился Аркадий Алексеевич. — И никаких пока купаний, Станислав Казимирович: рыбу распугаем.

— Ну, так закидывай, Алексеич… А что же ты Сергея Андреича сразу запряг: пусть и он попытает счастья…

— Он у нас по другой части охотник, Станислав Казимирыч… К рыбалке же не приучен.

— Да ты что? — округлил рот Лещинский. — Вот бы не подумал: такой корректный, рассудительный…

— Тихий омут — самое место для чертей, Станислав Казимирыч, — мирно улыбнулся Карцев. — Хотя всякие слухи имеют свойство быть преувеличенными… С рыбой же я, действительно, тягаться не умею.

Старшие геологи пожали плечами и вынули из своих рюкзаков почти одинаковые японские удочки: черные, короткие, толстенькие… Тут же они трансформировали их в шестиметровые гибкие хлысты и достали из заветных коробочек излюбленные мушки: Кривонос — из ярко-рыжих волосков, а Лещинский — что-то серебристо-мохристое… Соблюдая дистанцию метров в десять, они плавно вошли в реку по колено и выбросили лески с когтистыми мушками на стремнину. Дав мушкам сплыть по воде до отказа, выхватили их и забросили вновь… Потом вновь…

Вдруг леска Лещинского дернулась, натянулась, и тот резко подсек рыбину, а затем сильно махнул удочкой вверх. Из воды в воздух ввинтился серебристый хариус и упал вместе с леской на берег. Рыболов сноровисто вышел из воды и накрыл ладонью неистово бьющуюся по гальке рыбу.

— Ах ты, мой хороший! — восторженно приговаривал он, высвобождая крючок из рыбьей губы. — Какой красавчик, грамм на пятьсот потянет… Давненько я вас не лавливал… Но не потерял все-таки сноровки… А ты что же, Аркадий, так и будешь торчать там бестолку?

В ответ Кривонос ловко дернул удочкой, и на гальку тяжело шлепнулся темный хариус.

— О-о! Да ты, брат, черноспинного вытянул! — одобрительно-завистливо охнул Лещинский, накрывая новую добычу. — Этот будет, пожалуй, все восемьсот… Что за чудо-речка!

— Сергей! — позвал Кривонос. — Выпотроши их и сделай опалишку. А мы еще половим…

Через полчаса Карцев зычно окликнул товарищей:

— Господа рыбаки! Уймитесь, наконец! Чай стынет, рыба обугливается! Оставьте немного азарта на вечерний клев!

— Эх, сухопутная ты душа, Сергей ибн Андрей! — проворчал Лещинский, но полез из воды, сматывая удочку. В этот момент Кривонос подсек очередного хариуса, но в полете тот сорвался с крючка и упал обратно в реку.

— Ах ты гад, ушел! — воскликнул Аркадий Алексеевич, глянул бешено на Карцева, но опамятовался и нервно рассмеялся: — Что ж, всех рыб не переловишь…

И тоже пошел к берегу.

— Хороша страна Алжирия, — тем временем вещал Станислав Казимирович, мостясь на добытой Сергеем в логу валежине, — а Сибири лучше нет! Тут тебе и солнышко, и водица, и рыбка, и лесок — лепота-а! Дай-ка, кстати, опалишку: как она у тебя получилась?

Карцев выдернул один из прутьев по обрамлению костра, на которых тушил потрошеных хариусов, и подал ветерану со словами:

— Я так понимаю, Станислав Казимирыч, Вы купаться уже передумали?

— Передумал! Есть что-то очень хочется… О-о, ты ее сразу и посолил — знатно! Теперь бы еще хлебца с лучком…

Карцев, улыбаясь, подал и это, заранее порезанное, и спросил:

— А может и гарнирчику? В виде перловой каши?

— Вот уж кашу ешь сам, — подключился к застолью Аркадий Алексеевич. — Он рыбу не только не ловит, но даже не ест, — обернулся он Лещинскому и пояснил: — Костями давится…

— Нет, если осторожно, то я могу… — вяло возразил Карцев. — Но лучше не буду…

— Бедняга! — искренно посочувствовал ветеран. — Такого удовольствия себя лишаешь…

— Между прочим, монголы тоже рыбу не едят, — заметил Кривонос, обсасывая перышко хариуса. — Рыба в их реках совершенно непуганая. Вот уж где мы порезвились…

— Это ты без меня туда успел? — удивился Лещинский. — Когда и где?

— Два года назад вернулся… А работал в Западной Монголии, на продолжении нашего Алтая. Горы там, конечно, не чета здешним: сейчас и вспоминать жутковато. Зато обнаженность на хребтах почти стопроцентная. Но об этом лучше вечером поговорить, не торопясь. Маршрут-то наш продолжать треба… Налей чаю, Сергей…