Три жизни Тани

— На рынке — да, но мы не обследовали их корабль, — ответил Лиирс. — Босс не велел нам собирать сведения о собаке, только принести ожерелье. Я даже не знал, что это ошейник!

— Кто купил собаку?

— Не знаю! — взвыл Лиирс.

— Но ты его видел, верно? — пропела блондинка, и Лиирса вновь прошиб холодный пот.

— Сейчас и мы увидим, — флегматично пообещал худой, доставая миниатюрный приборчик, и Лиирс потерял сознание.

Он очнулся в прихожей своего дома с дикой головной болью и провалом в памяти. Всё, что произошло с ним с момента выхода из ювелирной мастерской и до прихода в дом, было сплошным белым пятном. Выпив обезболивающее и завалившись спать, Лиирс постарался забыть об этом опасном провале: он догадывался, что тот значит — его память принудительно считали и стёрли воспоминания о вмешательстве и о тех, кто произвёл это вмешательство. Если он раскрыл важные тайны своего босса, то можно заказывать себе погребальный венок. Оставалось надеяться, что его причастность к будущим неприятностям босса не вскроется.

— Фу, какой грязной помойкой бывает память разумного существа! Честное слово, лучше бы воспользовались булавками, — поморщилась Амели и взволнованно добавила: — Выжила ли колхи после пыткой жарой и жаждой на рынке?

— Меня больше беспокоит вопрос, зачем её купили, — ответил Хвар. — В темных мирах не слишком много вариантов ответа на этот вопрос и все варианты ведут к удручающему итогу. Сколько лететь до этого мира, Грон?

— Примерно трое суток: нам придётся идти на движках, для гиперпространственного прыжка тут слишком близко.

Глава 35, о любви: человеческой и не только

Чёрный пёс и рыжая собака поменялись местами: настала очередь Тани ухаживать за своим верным товарищем. Ей в своё время повезло больше: на протяжении болезни она находилась в бессознательном состоянии, а вот Чёрный был в сознании и прочувствовал всю боль от глубоких рваных ран. Он не скулил, но горячий нос, лихорадочно блестящие глаза и судорожные подёргивания лап говорили сами за себя, вкупе с ярким запахом боли — Таня научилась распознавать мельчайшие оттенки этого гнетущего, пугающего запаха. От разрывающей боли Чёрный не мог спать, пребывая в непрерывном мареве страданий, а ветеринары кололи ему только противовоспалительные средства и антибиотики. При каждом тихом болезненном выдохе пса сквозь сжатые клыки, Таня начинала бессильно подвывать под речи грустного Стира:

— Нет у них обезболивающих, не закупают их для собак. Не положено, понимаешь? Я б помог тебе ухаживать за ним, но у меня нет ключей от клетки, только от двери в ваш сектор, понимаешь? Эх, вижу, что ничегошеньки не понимаешь, и не знаю, чем пособить тебе.

Он помогал тем, что опять приносил бульоны, которыми Таня могла отпаивать пса, жидкие каши и мягкий фарш, который Чёрный мог проглотить. За чистотой заживающих небольших ран Таня следила сама — ветеринары меняли только повязки на швах, а вскоре и повязки сняли, полностью переложив уход за псом на плечи рыжей колхи. Чёрный понемногу шёл на поправку, но как же ему не хватало полноценного сна! Таня вся извелась, старалась упросить ветеринаров хоть снотворного вколоть: она подползала к ним, виляя хвостом и жалобно поскуливая, тыкалась носом в их руки и принималась лизать морду Чёрного, намекая, что просит о помощи для него. Притворялась спящей, показывая, чего хочет, но получала один ответ:

— Отстань! Отстань, не то плетью огреем!

Стиру отвечали еще короче: «Не положено!»

Двое суток Таня не отходила от Чёрного, обливая его водой и облизывая нос, стараясь хоть немного сбить жар. Поила, кормила и вылизывала раны, позабыв про приготовления к побегу. Вечером второго дня, когда все работники покинули здание, к вольеру пробрался Стир и положил на пол клетки продолговатую таблетку.

— Ему отдай, ему, — зашептал он, жестами показывая на пса. — Давай, ты же умная собачка, сообрази!

Таня обнюхала таблетку. Неужели это то, о чём она мечтала? Стир не мог ошибиться и принести что-то опасное?

— Неси ему! Я не могу оставить тут эту таблетку до утра, пока ты сообразишь, что делать надо. Меня прибьют и выгонят взашей, если заметят, что я обезболивающее бойцовому псу ношу! В клубе слабость не поощряется ни при каких условиях: если не сумел выжить без всяких поблажек, то и право на жизнь не заслужил, ясно тебе, рыжая?

Да, ей всё было ясно. Таня признательно лизнула ладонь мужчины, заглянула ему в глаза и завиляла хвостом. Стир заметно смутился от неожиданного проявления собачьей благодарности, просунул руку в клетку и погладил Таню по голове:

— Замечательная ты зверюшка, рыжая. Ласковая. Никогда такой собаки раньше не встречал, тут все свирепые, страшные, а ты совсем не такая. И Чёрный не такой, хоть порвал он ту свору знатно. Неси ему таблетку, слышишь? Неси, говорю!