Когда Насте первый раз принесли ребенка, она осторожно взяла его на руки, поднесла к груди. И сердце вдруг застучало быстро, и сдавило волнением горло – сынок… И плакать вдруг захотелось. Очень хотелось поплакать! Но ведь нельзя… Что же это она – будет кормить ребенка и тут же заливаться слезами? Нехорошо… Лучше потом поплакать, потом… После…
Мама забирала ее из роддома вместе с дядей Сашей, мужем тети Анюты. Помогли по-соседски, отвезли на дяди-Сашиной машине. Мама всю дорогу держала ребенка на руках, просила тихо:
– Ты потише езжай, Саша, потише… Не торопись… Видишь, дорога вся в колдобинах. Еще ребенка стрясем…
– Не стрясем, Ирина Ивановна, не бойся! Да и пусть привыкает, он же мужик! Как решили назвать-то? Придумали уже?
– Нет еще… Не придумали… – виновато произнесла мама. – Не до того было как-то, сам понимаешь…
– Что ж, понимаю… Хороший мужик был твой Егор, Ирина Иванна. Настоящий. Умный, спокойный. Рассудительный был… Жалко, что внука не дождался, ага.
– Мам… – тихо позвала Настя. – А давай его Егором назовем? В честь папы…
– А что, хорошая мысль! – полуобернулся назад дядя Саша, объезжая очередную колдобину. – Егор Егорыч, отлично звучит! И Егору там, на небесах, приятно будет, поди…
Мама ничего не ответила, заплакала тихо, глядя в окно. Потом повернулась к Насте, проговорила сквозь слезы:
– Да… Егором назовем, да… Егорушкой… Пусть будет в честь папы… Завтра так и объявим всем – Егорушкой назвали. Завтра ведь девять дней, люди придут поминать…
Поминки получились и не поминками вовсе, а знакомством с Егорушкой. Каждый хотел на него взглянуть, умилиться и улыбнуться, и слезу пустить не горестную, а романтически сентиментальную. Вот, мол, один Егор ушел, а новый Егор пришел… Лежит себе в кроватке, спит безмятежно. Наверное, отцу понравились бы такие поминки, если бы оттуда мог видеть… И день выдался солнечный, яркий. И небо было голубое, и жаворонки пели в саду.
Потом, когда гости ушли, мама устало опустилась на стул перед детской кроваткой, проговорила грустно:
– Так и не успел отец познакомиться с внуком… Знаешь, он ведь переживал за тебя очень, хотя и виду не подавал. Он вообще такой был – снаружи оптимист, а внутри… Все переживания носил внутри, это его и подкосило. Что же ты наделала, Настя, что же ты наделала… Как мне теперь эту жизнь тянуть без мужа… И тебя в люди не вывела, а теперь еще и о внуке думать надо… Не знаю, выдюжу ли… Что же ты наделала, Настя, что же ты наделала!
Настя хотела что-то ответить, но не смогла. Горло перехватило. Да и что можно на это ответить? Мама права. Это она виновата в том, что папа умер. Только она…
Подумала так – и будто теплым сквозняком по лицу повеяло. И захотелось вдохнуть глубоко и вместе с выдохом отпустить виноватые мысли. Наверное, это папа так хочет, да… Наверное, это папина душа прилетела, приказ дала. Не смей, мол, так думать, ты не виновата ни в чем! Если я не могу за тебя заступиться, сама теперь держись, не бери на себя чувство вины! И маму за это прости – она не со зла… Она просто не думает о том, что плохо тебе своими словами делает… Прости, слышишь?
– Да, пап… Я поняла… – произнесла она едва слышно. – Я буду стараться, пап… —
Мама глянула на нее удивленно, ничего не сказала, тут же повернулась к Егорушке, который зашевелился, закряхтел в своей кроватке. И вот уже кряхтение начало перерастать в требовательный крик…
– Ну-ну, мой маленький, не надо… – ласково склонилась над ним мама, беря на руки. – Не надо плакать, я слышу… Егорушка мой любимый… Сейчас Настя тебя накормит, все у нас с тобой будет хорошо…
Настя слегка удивилась этому «у нас с тобой» – как будто она и не мать вовсе, – но ничего не ответила. Не придала большого значения маминой оговорке. Молча взяла Егорушку на руки, села в кресло, расстегнула пуговички на блузке. Мама стояла рядом, смотрела, как она кормит. И тихо приговаривала себе под нос:
– Егорушка мой… На деда-то как похож… Счастье мое, Егорушка…
Так они и начали жить втроем, без отца. Мама по утрам уходила на работу, Настя оставалась на хозяйстве. Мама возвращалась вечером, первым делом бросалась к Егорушке, жадно возилась с ним, сидела у кроватки, пока он спал. Или выходила во двор с ним на руках, садилась на скамью, разговаривала тихо:
– Вот смотри, Егорушка, это наш двор… Там яблоня растет, там слива, а вот на том дереве вишенки летом будут расти, красные, спелые. А там вон, смотри, Настя, лопатой землю копает… Из этой земли потом цветочки вырастут, красиво будет… А огород копать нынче некому, придется нанимать кого-то. Настя ведь не пойдет огород копать, не оставит тебя одного в доме, правда? Ничего-ничего, мы соседа попросим, дядю Сашу, он нам огород вскопает… И дедушкин друг, Николай Михалыч, тоже придет огород копать… Огурчики там вырастут, помидорчики, лучок… Ух, какой горький лучок вырастет! Ух, горький!