Три жизни Жюля Верна

Лето 1851 года было для Жюля Верна трудным. «Жени меня, моя дорогая мама, — невесело шутил он в письме домой, — жени меня! Я приму любую жену, которую ты пожелаешь. Я приму ее с закрытыми глазами и открытым кошельком…» Но эти тревожные летние месяцы были в то же время великолепны. Именно тогда, когда все надежды на будущее, казалось, были потеряны, пришли ясность, чистота и легкость мысли и, как это бывает в минуту напряжения всех сил, подлинное вдохновение.

Однако стихотворные строки, так легко льющиеся с его пера, не вызывали у молодого Жюля Верна ничего, кроме разочарования. Легко владея стихом, он все же не мог найти в поэзии своего собственного стиля. Его веселые комедии и либретто оперетт были всегда полны французского юмора и… шаблонны, слишком напоминая те образцы, которым следовал молодой драматург: в них не чувствовалось биения живого сердца писателя, они не выражали его сокровенных дум. Они не были одухотворены образами окружающего мира, обобщенными и сконцентрированными его творческим воображением, словно сверкающей линзой микроскопа. А мысли жгучие, как пламя, мучили молодого писателя все больше. И они раздирали его мозг своим противоречием: то он мечтал собрать воедино и выразить в стихах смутно мелькающие образы внешнего мира, то ему хотелось, хотя бы в воображении, бежать от окружающей его жизни в дальние страны, в необыкновенный мир заоблачных просторов, в душный, но пряный мир сказочной фантастики.

Но что он знал? Нант, литературную республику Монмартра, близлежащие окрестности Парижа… Жюль Верн даже никогда не видел моря, которое так любил по книгам.

В это лето каждый день Жюль Верн проводил на улице ришелье в «своем» углу большого зала Национальной библиотеки. Он искал путь к новому, высокому и чистому виду поэзии — поэзии труда, раскрытия тайн природы и научного вдохновения.Давно ли появились во Франции паровые корабли и железные дороги? Но человек продолжает штурмовать Неизвестное, раскрывая тайны мира, француз Арбан пролетел через Альпы на свободном аэростате. Одна за другой отправляются научные экспедиции — в дебри Черной Африки, в Арктику — а поиски Северо-западного прохода. В России испытывают подводный корабль «Морской чорт». Изобретатели бьются над постройкой электрической машины… Весь этот необычайный мир второй природа созданной руками человека, раскрывался перед глазами изумленного неофита с великолепным, почти пугающим блеском!..

Это не было уходом от тех проблем, которые окружали его, мучили, но казались неразрешимыми: республика или империя, свободный труд или промышленное рабство, демократия, социализм или полицейский режим?… Нет, в старых манускриптах _и в новых политических памфлетах Жюль Верн пытался найти ответ на эти вопросы, найти свой собственный путь. Это были мучительные поиски самого себя: не того мальчика, что, прижавшись к мачте «Корали», мечтал о путешествии в Индию, не того юноши, что почтительно взирал на своего полубога Гюго, но того зрелого мужа, что когда-нибудь проложит свою собственную дорогу в литературе.

В эти дни Жюль Верн встретился с Пьером Франсуа Шевалье, — он предпочитал именовать себя Питр Шевалье, — редактором парижского журнала «Мюзе де фамий» («Семейный музей»). Бретонец родом, уроженец Пэмбефа на Луаре, он окончил Нантский лицей пятнадцатью годами раньше братьев Верн, но все же чувствовал чисто бретонскую слабость к землякам. Он пригласил Жюля сотрудничать в своем журнале, но предупредил, что молодой писатель не должен рассчитывать на большее, чем шесть страничек журнала, или на возможность печататься чаще двух раз в год. Во всем остальном он полностью предоставлял свободу своему новому молодому другу.

В это лето Жюль Верн также познакомился с Жаком Араго, младшим братом знаменитого астронома. И этот человек, быть может, гораздо более удивительный, чем самые эксцентричные из будущих героев Жюля Верна, оказал на него сильнейшее влияние, не забытое до самого конца жизни.

Араго был слеп и стар, ему шел седьмой десяток, но он был поразительно жизнерадостен и предприимчив. Всемирный путешественник, совершивший свое первое кругосветное плавание за десять лет до рождения Жюля Верна, Араго с тех пор исколесил весь земной шар. Этот слепец когда-то умел видеть и запоминать, и картины дальних стран навсегда запечатлелись в его памяти с удивительной пластической ясностью.

Его четыре тома «Путешествие вокруг света, воспоминания слепого» были написаны через много лет после самого путешествия, уже тогда, когда вечная ночь затмила его глаза. Чего стоило отыскать у себя в памяти, в сердце лазурный блеск моря, жгучий цвет неба, бархатный отблеск берега, вернуть, хотя бы на мгновение, этот взгляд, проникающий вглубь моря, охватывающий такой обширный горизонт и угасший, быть может, навсегда!