Три жизни Жюля Верна

— Адрес Жюля Верна? Лонгевилльский бульвар, дом номер сорок четыре, на углу улицы Шарля Дюбуа.

Да, знаменитый писатель, находящийся в зените своей славы, вдруг, неожиданно для всех, покинул Париж, светоч мира, и поселился в глухом провинциальном городке. Он купил дом, первый собственный дом в его жизни! Теперь только для жителей Амьена он был живым, реальным человеком, с плотью и кровью, для всего же мира он стал Великим Неизвестным или Великим Мечтателем, путешествующим где-то по Стране Необыкновенного.

Массивный двухэтажный дом выходил своим фасадом на широкий двор. За ним лежал сад, тянущийся вдоль Аонгевилльского бульвара. Высокая каменная стена отгораживала сад от взоров прохожих. Для того чтобы проникнуть в дом, нужно было или позвонить в большой медный колокол у главного входа, или войти в маленькую калитку со стороны улицы Шарля Дюбуа. Посетителю, входящему со двора, нужно было пройти через большую оранжерею и через огромную гостиную с широкими окнами, чтобы попасть в святилище.

Кабинет писателя помещался на втором этаже большой круглой башни, возвышающейся над одним из углов дома. Обстановка его была более чем простой: узкая железная кровать, тяжелое кожаное кресло, большой круглый стол и старая конторка с бульвара Бон Нувелль, на которой были написаны все романы Жюля Верна, — все, кроме тех, что создавались в тесной каюте «Сен-Мишеля», украшение комнаты состояло лишь из двух бюстов на каминной полке: Мольера и Шекспира.

Дверь налево вела из кабинета в библиотеку. На простых полках теснились тысячи книг, на стенах в строгом порядке были развешаны портреты знаменитых исследователей, а в отдельном шкафу помещались переводы сочинений Жюля Верна: сотни томов разного формата, почти на всех языках мира. Дверь направо открывалась в большой зал, занимавший почти весь верхний этаж дома. Ковры и мебель, обитая красным плюшем, говорили о том, что здесь кончается спартанская простота владений хозяина дома и начинается область, подчиненная его жене.

День писателя был строго размерен, и раз заведенный порядок никогда не нарушался. Парижская привычка превратилась в закон. В пять часов утра — и летом и зимой — он уже был на ногах. Легкий завтрак, всегда один и тот же: немного фруктов, сыр, чашка шоколада, и писатель уже за своей старой конторкой. В восемь часов в первом этаже начиналось движение, это вставала Онорина. В девять часов супруги Верн садились за утренний завтрак. День только начинался, а за плечами у писателя уже было несколько часов работы. Больше он уже в этот день не писал ничего нового, лишь начисто переписывал чернилами листы, исписанные его ровным, но неразборчивым почерком, просматривал гранки своих очередных книг, отвечал на письма, принимал посетителей…

«Мы постучали в дверь углового дома на тихой улице, — рассказывает итальянский писатель де Амичис, побывавший в Амьене с двумя своими сыновьями. — Нас провели в светлую уютную гостиную, куда сейчас же вошел Жюль Верн, протягивая нам обе руки. Если бы мы встретили его, не зная, кто он, то ни за что не узнали бы. Он был похож, скорее, на генерала в отставке, на профессора математики, наконец, на начальника департамента, чем на писателя; своим серьезным, внимательным взглядом он немного напоминал Верди. Во взгляде и в речи его была живость, присущая художникам. Держал он себя просто, и на всем существе его лежал отпечаток прямоты и чистоты мыслей и чувств. Судя по его одежде, речи и движениям, он принадлежал к числу людей, которые не любят привлекать к себе внимания. Мое удивление возрастало, по мере того как он говорил о своих произведениях: он говорил так беспристрастно, как будто речь шла не о его трудах!..»

Когда морской колокол на дворе отбивал восемь склянок, сигнализируя о наступлении полдня, Жюль Верн брал шляпу и выходил на прогулку. От перекрестка он поворачивал на улицу Порт-Пари, где некогда находились Парижские ворота средневекового Амьена; затем следовал новый поворот, на улицу Виктора Гюго, и перед ним открывался великолепный силуэт амьенского собора — чуда готического искусства XIV века. А далеко внизу, как серебро, блестела Сомма, вместе с притоками Арве и Селль образующая многочисленные каналы в нижней части города.

В половине первого, точно, словно по расписанию, Жюль Верн появлялся в большом зале библиотеки Промышленного общества. На столе уже лежали приготовленные свежие газеты. И большое кресло, которое никто не смел занимать, было пододвинуто летом к окну, зимой — к камину. С карандашом и записной книжкой в руках писатель быстро просматривал газеты и переходил к журналам. Он не пропускал ни одного номера «Ревю Блё», «ревю Роз», «ревю де Де Монд», «Космоса», «Ла Натюр» И «Л'Астрономи». Затем он листал бюллетени разных научных и географических обществ. Иногда раньше, иногда позже, но никогда не позднее пяти часов, он захлопывал свою записную книжку и кружным путем возвращался домой.