Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

Представляете себе, чешет сквозь стену града на хорошей скорости эдакий седой дедок — Дон Кихот в бейсболке, мокрых шортах и майке. С копьем наперевес в одной руке (зонт от солнца), с мокрым хлопающем на ветру щитом в другой (дождевой зонт, ни от чего не спасающий, но мужественно раскрытый и направленный неприятелю прямо в табло), в мокрых доспехах (рюкзак за спиной). Скачет в гору мимо храма, гнущихся под ураганным ветром деревьев, а сверху ему навстречу несутся (и по дорожке, и с неба) потоки воды с градом, снегом, камнями, листьями и всевозможным сором (хорошо здесь нет крыш жестяных — в Москве кое-какие посрывало, были и жертвы, как выяснилось сегодня) и т. п. Да, видок! А остановиться нельзя — в такой экипировке, да в нашем возрасте вмиг подхватишь простуду. И в храм, где меня кое-кто знает, тоже неудобно в таком виде забежать отсидеться (да и сидеть пришлось бы, как выяснилось позже, до 24.00) — там еще служба не кончилась.

Домчался до дома за 10 минут (по дороге пришлось еще почти вплавь преодолеть улицу перед домом — по ней несся поток воды как в хорошей горной реке — см. 50 глубиной, не менее — по колено, да еще с большой скоростью — здесь же холмы — перепады высот). Дома пришлось хряпнуть сто пятьдесят Немироффа (эта такая украинская перцовка с медом — лучшее средство у нас на подобные экстремальные случаи), затем стакан горячего грога, ну и другие мероприятия контрпростудные провести. Душ принять вчера не было возможности. Отключали горячую воду на неделю на профилактические работы. Дали только сегодня.

Слава Богу, выжил, как выяснилось утром.

С этой бурей завершилась и жара. Сегодня уже только +29. Райская прохлада! Наслаждаюсь, сидя на балконе, свежим ветерком, и уже на реку не тянет. Опять грозу обещали, хотя небо пока ясное. Приятное солнышко. День отдыха. Потянуло и письмишко настучать в дальни страны, где кафе да рестораны, как напоминание о том, что мы еще живы, несмотря на форс-мажорные обстоятельства, кое-что делаем и вскоре попробуем нацарапать, может быть, и что-то посерьезнее.

Между тем размышляю и над Вашими письмами, дорогой Вл. Вл.

Изучаю их с радостью и восторгом. Это без юмора и подвоха.

Действительно, Вы поднимаете, ставите и решаете целый ряд важнейших для нас проблем и вопросов, что заставляет Вашего доброжелательного читателя в который уже раз восхищаться и Вашей эрудицией, и глубиной Вашего мышления, и широтой постановки проблем, и многим другим, открывающимся в Ваших фундаментальных посланиях. Как полезен, а не только приятен все-таки наш Триалог!

Заставляет задуматься, в который раз (!) и над собственной концепцией. А сие не просто и требует концентрации творческой энергии и новых волевых импульсов. Да и не в такую жару. Тем не менее какие-то мыслишки клубятся, и, возможно, еще в августе начну всерьез реагировать на некоторые из Ваших размышлений и вопрошаний.

Сейчас просто пара импрессионов для разминки.

Спасибо за прекрасное эссе на тему Сфинкса и его (ее) иконографии. Сразу вспомнились годы юности, изучение античной мифологии, радость и трепет душевный по поводу глубинных мифологем и т. п. «Эдип» Стравинского… Моро… Да, Моро! Удивительно! Этот мало известный у нас в 60-е гг., да и сейчас, полагаю, художник привлекал тогда и мое внимание, наряду с другими символистами (прерафаэлиты, Шаванн, Карьер, Штук, Бёклин, Сегантини… — их знали в то время только немногие, да и то по репродукциям. И они влекли меня к себе тогда больше, чем сейчас. В первое давнее и краткое посещение Мюнхена я наряду с Пинакотеками, Ленбаххаузом и т. п. разыскал и музей-квартиру Штука… Да, волнующие времена!). Позже, когда я увидел небольшую экспозицию Моро в ОРСЭ, он произвел на меня еще большее впечатление, в то время, как многие другие символисты в оригинале несколько разочаровали. Вот Шаванн и Сегантини до сих пор у меня в почете. А Бёклин, которого я этой весной много увидел в Базеле, совсем перестал меня трогать. И раньше-то я ценил его только за «Остров мертвых». Он так и остался для меня мастером одной высокохудожественной работы.

Но Моро! Очарование юности! И здесь мы с Вами в 60-е г. шли близкими курсами.

Тем более разительны некоторые аспекты глубинных различий наших миропониманий и духовных горений — в том числе и в сфере художественно-эстетического опыта — сегодня. При многих и точках, и пространствах соприкосновения и единодушия. Это и интересно!

Сфинкс! Мистический образ. Несочетание сочетаемого! (Я имел в виду Ваше — «сочетание несочетаемого», а произошла описка; я было начал ее стирать и вдруг прозрел в этом словосочетании что-то глубинное и мистическое! Бог ты мой! Вот уже Фрейду уподобился в нюхе на описки и оговорки. Пока оставил так. Продумать.) Мужское, звериное, хтоническое начало (Вы хорошо напомнили нам генеалогию Сфинкса) — архетипический лев с когтистыми лапами — и — обольстительно, таинственно женское (Вы меня сейчас же — в декаденты! — да, мы все такие, чего там греха таить!).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лабас
Лабас

Художник Александр Лабас (1900–1983) прожил свою жизнь «наравне» с XX веком, поэтому в ней есть и романтика революции, и обвинения в формализме, и скитания по чужим мастерским, и посмертное признание. Более тридцати лет он был вычеркнут из художественной жизни, поэтому состоявшаяся в 1976 году персональная выставка стала его вторым рождением. Автора, известного искусствоведа, в работе над книгой интересовали не мазки и ракурсы, а справки и документы, строки в чужих мемуарах и дневники самого художника. Из них и собран «рисунок жизни» героя, положенный на «фон эпохи», — художника, которому удалось передать на полотне движение, причем движение на предельной скорости. Ни до, ни после него никто не смог выразить современную жизнь с ее сверхскоростями с такой остротой и выразительностью.

Наталия Юрьевна Семенова

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное