Трясина

– Давай я, – сказала она и взяла из его непослушных пальцев презерватив. Открыла его зубами, свет фонаря с улицы блеснул на зубах, выплюнула упаковку и взяла в ладонь его орган.

Закрыв глаза, он откинул голову назад, изо рта у него вырвался звук, которого он никогда раньше не слышал. Не будь он настолько пьян, кончил бы мгновенно. Ей все же удалось натянуть на него презерватив, она сорвала с себя джинсы и трусики и села на него верхом. Он вошел в нее одним движением, должно быть, она уже вся намокла, черт-те что, он чуть не потерял сознание. Несколько мгновений она сидела неподвижно, закрыв глаза, слегка пощипывая себя за соски. Казалось, его член заполнил ее всю, Викинг закрыл глаза и взлетел под потолок. Дыша громко, толчками, она начала двигаться на нем, медленно-медленно, он чувствовал, как основание члена трется о ее бугорок Венеры, головка была где-то глубоко-глубоко, он понял, что такого секса у него еще никогда не было – и это была последняя мысль перед тем, как его вырвало. Его вытошнило ей на грудь и живот, вином, луком и котлетами, она закричала от ужаса – проклятье, черт, черт, что он наделал? Она соскочила с него, быстрый холод вокруг осиротевшего члена – и тут она расхохоталась в голос. Совершенно безумная сцена – она стояла совершенно голая в свете фонаря с улицы, облитая блевотиной, и хохотала до слез. Потом рванула к себе одеяло, стянула пододеяльник и стала вытираться.

– Викинг-Викинг, – выпалила она, продолжая хохотать, – не удержал ты свой мед.

Скомкав простыню, она вытерла и его тоже, и грудь, и живот, и подбородок, комната завертелась, и он понял, что его сейчас снова вытошнит.

– Сюда, – сказал она, подставляя ему наволочку, и его вырвало в подушку.

А потом он отвернулся к стене – и разревелся бы, если бы мог.

Если бы стыд имел цвет, то его стыд был бы кроваво-красным – вернее, коричневатым, как запекшаяся кровь, как когда бабушка Агнес заколола теленка, а ему поручили увезти на тележке кровь. Он не знал точно, откуда взялась эта картинка, но она отчетливо нарисовалась в мозгу, когда он проснулся в свое обычное время, без четверти пять – жидкость в ведре, быстро загустевавшая, плескавшаяся вокруг него, вкус кровяной колбасы во рту. Его давил стыд, красно-коричневый и удушливый.

В какой-то момент ему всерьез показалось, что голова разорвется на куски.

Дождь стучал по стеклу, по барабанным перепонкам. Викинг был один в кровати. Снаружи все еще полная тьма. Свет уличного фонаря, процеженный сквозь крону березы, лег на стену асимметричным подрагивающим узором. Викинг сглотнул, в горле резануло. Он приподнялся, оперся спиной об изголовье кровати. Презерватив застрял на внутренней стороне бедра. Он отлепил его, скомкал в руке. Сердце тревожно стучало в груди. Осторожно перебросив ноги через край кровати, он поставил подошвы на пробковый коврик. Пока полет нормальный. Похоже, его уже не тошнит.

Боже-боже.

Посидев несколько долгих минут с закрытыми глазами, он встал на ноги. Разыскал под кроватью трусы. Осторожно прокрался в кухню. Кухонный стол протерт, посуда стоит в сушилке. Он прошел в ванную. Запах там стоял чудовищный. В ванной лежали пододеяльник и испорченная подушка. Выбросив в унитаз презерватив, он помочился, но жидкости из него вышло мало. Когда он спустил воду, презерватив не уплыл. Пришлось его выловить, завернуть в туалетную бумагу и попробовать еще раз, на этот раз получилось. Фу, гадость. Взяв с полочки стаканчик для зубной щетки, он стал пить воду из-под крана большими глотками, сперва один стакан, потом второй. Похмелье на самом деле не что иное, как обезвоживание, как объяснила ему Марина, девушка Матса. Алкоголь приводит к увеличению выделения мочи, отсюда обезвоживание, а тошнота возникает от продуктов разложения, возникающих тогда, когда печень расщепляет алкоголь.

Опустив крышку, он сел на унитаз, окруженный своей собственной вонью. Чувствовал, как во всем теле бродят продукты разложения, ощущал себя полнейшим неудачником. Крышка сиденья была холодная, как лед – так ему и надо. В глазах стало жечь. Вот это и называется «пропить свой шанс».

Потом он вышел обратно в прихожую. Затаив дыхание, заглянул в гостиную.

Она спала на диване, натянув на себя покрывало с кровати, бесформенная куча, негромко и неравномерно посапывавшая. Несколько светлых прядей лежали на подлокотнике дивана. Все же хорошо, что она здесь. Он подумал, что она куда-то ушла ночевать к подруге, оставив его одного с его стыдом на произвол судьбы. Стало быть, хорошо, что она не ушла? Или ей просто некуда пойти?

Мимо по улице проехала машина, шурша колесами по лужам.

Может быть, поспешить, собрать свои шмотки и свалить, пока она не проснулась?