Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

- Послушай-ка, любезный, - сказал Квестор, стараясь, чтобы голос его звучал ровно, - Взять с тебя и вправду особо нечего. А вот язык тебе можно подрезать. Да, да. Полевым хирургом я хоть и не служил, но со скальпелем управляюсь неплохо. И пальцы. На обеих руках. Знаешь, что бывает, если заложить их в дверной зазор? Дверь здесь железная, кстати. А после мы, так и быть, отпустим тебя. Возможно, ты отыщешь дорогу к лагерю мятежников, в чём я, однако, сомневаюсь. Учитывая, что перед тобой агент Тайной Канцелярии, ты должен осознавать, что это не пустая угроза.

Слепец ничего не ответил, но Квестор видел, как он вжался в стену, и его бескровное лицо побелело ещё сильнее. Осознал, похоже. Квестор удовлетворенно усмехнулся.

- Имя? - повторил он свой вопрос.

- Ян... Семишка... - ответил тот, запинаясь.

- Уже лучше, - сказал Квестор и подал знак начальнику тюрьмы. Тот заметался. Выхватив лист бумаги из ящика стола и перо-самописец из нагрудного кармана, он принялся лихорадочно записывать. Начальнику тюрьмы негоже выполнять обязанности секретаря, но сегодня случай был особый. Как-никак перед ним агент конторы и пленный повстанец - судя по всему, крайне опасный.

***

Когда допрос был окончен и пленника отвели обратно в камеру, Квестор не смог сдержать вздох облегчения. Он чувствовал себя полностью вымотанным. Усталым голосом он спросил начальника тюрьмы, имеется ли здесь аппарат связи. Утвердительно кивнув, тот провёл Квестора в свой рабочий кабинет. Аппарат был старого образца и представлял собой громоздкий, крепившийся к стене обсидиановый ящик с раструбом и диском. Явно хлам, списанный со склада. Провинция... После нескольких безрезультатных попыток Квестору удалось, наконец, связаться со столицей и сквозь треск помех сделать краткий отчёт. Связь была отвратной, и виной тому был даже не безнадёжно устаревший агрегат. По всей провинции ромейцы возводили станции-мачты, передававшие сигналы дальней связи, в том числе Народного Вещателя. Эти станции обычно становились объектом нападения мятежников, норовившим то выломать саммеритовый стержень из генератора, то попросту заложить под мачту взрывчатку. Последствия были катастрофические - Вещатели глохли по всей округе, а ромейское руководство вынуждено было прибегать к услугам курьеров, так как аппараты связи выходили из строя. Благо подобные выходки теперь случались всё реже. Повстанцев сильно прижали после того, как в службе безопасности сменилось начальство. Сет Багха, ранее руководивший конторой, был отстранён от должности высочайшим указом Августы. И не он один. Что-то у них там в Цитадели происходит, головы летят. А безопасностью в провинции нынче руководит Алех Валога. Крайне неприятная личность. Но всё же нужно отдать ему должное - мятежников он прижучил, чего не удавалось при прежнем начальстве. Что ж, Августа, наверное, знает, что делает...

Когда Квестор покинул здание тюрьмы, уже сгустились сумерки, и на улицах города зажглись тусклые масляные фонари. Пройдя несколько шагов, он остановился и в полном изнеможении прислонился к каменной тюремной ограде. Его руки слегка дрожали, когда он нащупывал в кармане пальто кисет с юклой и серные спички. Свернув самокрутку, он с наслаждением затянулся.

На соседней улице между стенами домов виднелись ярко освещённые окна постоялого двора. По булыжной мостовой прогрохотал экипаж, запряжённый парой скакунов, и остановился у дверей гостиницы. Квестор рассеянно наблюдал, как из экипажа выходят пожилая монахиня и девочка лет двенадцати, одетая в клетчатую пелеринку, какие носят воспитанницы приютов. Монахиня расплатилась с извозчиком и двинулась к гостинице, пинками подгоняя перед собой девочку.

Юстин Варда вздрогнул, услышав приглушенные голоса в нескольких шагах от себя. Под фонарём напротив здания тюрьмы стояли трое. Квестор готов был поклясться чем угодно, что секунду назад их тут не было. Две девицы, одетые, как потаскухи, и с ними высокий, статный мужчина в ромейском кафтане из алого сукна. Его длинные, до плеч, волосы были такой угольной черноты, что Квестор и вправду едва не принял его за ромейца. Но этот тип был, однозначно, из местных. Когда он на мгновение обернулся, Квестор различил в свете фонаря его ухмыляющееся лицо, которое можно было бы назвать безупречно красивым, если б не бельмо на правом глазу. Квестор поёжился. Везёт мне сегодня на слепых и кривых, сказал он себе.

Одноглазый что-то шепнул девицам, и те, как по команде, обернулись. Лицо одной из них было обезображено какой-то отвратительной формой проказы. Серая, пористая кожа была будто изъедена червями, а на её правой щеке зияла дыра, сквозь которую виднелись желтоватые зубы. Лицо второй было вроде в порядке, но её длинные, до пояса, космы были совершенно седыми, как у древней старухи, хотя девица явно была ещё молода.

Квестор сморгнул. Когда он снова открыл глаза, кривой и прокажённая куда-то подевались. Под фонарём осталась одна лишь седоволосая девица. Она улыбнулась, демонстрируя распухшие чёрные десны, и двинулась прямиком к Квестору.