Тридевятые царства России

Нет, конечно, если денег много… Самолёт летает из Владивостока в Южно-Сахалинск. Час полёта. Стоит столько же, сколько от Москвы до Иркутска. В общем-то, деньги. Есть другой путь, сравнительно дешёвый: поездом Владивосток – Сов. Гавань до станции Ванино; там – паромом через Татарский пролив до Холмска; ну, оттуда всё равно в Южно-Сахалинск, ибо все дороги на Сахалине начинаются от Южного. Но труден этот путь, тернист и непредсказуем. Поезд дребезжащий, вагоны старые, грязные; тащится он кругалём, медленно-медленно, особенно после Хабаровска, по связующей ветке на БАМ. Горы, дичайшая тайга, жилья нет; дизельный локомотив, отчаянно чадя, ползёт вверх и вниз по сопкам и распадкам. Население поезда скучает, пьёт водку… Ну, в общем, трудное путешествие, почти двое суток. Прибыли в Ванино – здесь роковой вопрос: пойдёт ли паром? В советское время ходил четыре раза в сутки; теперь – один раз, а бывает, что и вовсе не идёт: топлива нет или погода плохая… Ни узнать об этом заранее, ни купить заранее (во Владивостоке) билеты – невозможно. Итак: попал на паром – повезло; не повезло – сиди в Ванино и жди… С гостиницами там понятно как.

Но и когда «повезло», когда «попал» – это ещё не значит, что повезло совсем. Прибыли в Холмск – а надо ещё добраться до Южного. Восемьдесят километров всего, но… Раньше тут ходили электрички; теперь участок железной дороги Холмск – Южно-Сахалинск закрыли из-за аварийности; ехать на поезде, конечно, можно, но кружным путём: поезд ползёт целый день. А автобус за полтора часа доезжает, но, естественно, мест нет.

Лучше на Сахалин морем. Красиво, романтично… Это, правда, тоже та ещё эпопея. Нужно проникнуть во Владивостокский порт (а он огромен – километров десять по берегу, и охраняется); там найти транспорт на Холмск или Корсаков (причём заранее бывает неизвестно, куда этот транспорт пойдёт); потом договориться со старпомом… А он скажет:

– А, я не знаю: будут места, не будут… Ты приходи после погрузки.

– А когда погрузка?

– А хер её знает. Думаем в два начать, а как получится… Хер знает…

Приходится положиться на этого самого herr’а. Пассажирского морского сообщения между страной и Сахалином нет; информации о том, какой транспорт и когда пойдёт на Сахалин – тоже нет.

Вот «така попажа».

Обустроился

Всё-таки повезло. Договорился со старпомом, и место нашлось, и с погрузкой только на восемь часов задержались. Заплатил тысячу рублей – по сравнению с самолётом недорого: тут ведь ещё и кормят. Вечером притащил свой рюкзак, забрался в каюту. Каюту уступил матрос, молодой парень. Стенки оклеены голыми девочками. Некоторые картинки уж прямо совсем… При моём появлении в щёлочку убежал пугливый таракан. Грязновато и душновато, но – слава Богу.

Попутчик. Некто Алексей из Москвы. Студент. Когда я поднялся к старпому договариваться о проезде, заметил: у дверей на полу сидит тощий юнец замученного вида, а рядом большой рюкзак прислонён и ледоруб. От юнца и от рюкзака пахло долгой дорогой. Познакомились. Путешественник (не перевелись ещё!). Голодный, а глаза светятся. В каникулы решил двинуть из Москвы на Камчатку. Денег мало. До Владивостока ковылял поездом – восемь суток в плацкартном вагоне. И вот вписался на «Кремса» – «Кремс» после Корсакова отправится в Петропавловск. Мне пилить морем двое суток, а Алексею – неделю.

Самое удивительное, что выжига-старпом взял Алексея в рейс почти за просто так: за пятьсот рублей с кормёжкой. Посмотрел на рюкзак – и взял. Даже в наши дни уважают странников. Пальцем у виска крутят, но уважают.

И я уважаю: надо же, восемь суток в плацкартном! Ни встать, ни сесть, ни помыться… В нашей каюте, уже вечером, Алексей снял ботинки… Ух… Да, восемь суток… Надо срочно выпить.

Достал я бутыль коньяку, купленную во Владивостоке, мы разлили и, глядя на голых девочек, выпили. И легли спать.

На Корсаков

Рано утром только отплыли. Я услышал это, ещё потягиваясь в койке. Было сумрачно; обыкновенный дальневосточный влажный туман чувствовался вокруг; тусклый свет с проблесками от мелкой волны сочился в иллюминатор. Встал, вышел на палубу. Берег был близко, но почти не виден. Несколько высотных зданий смутно протарчивали сквозь волокнистую дымку. Владивосток уходил. Виднелись корабли. Рейд. Там вон – остров Русский темнеет. Потом всё это пропало. Туман ушёл. Кругом море. Пустота.

Иду на Корсаков. Японское море. Пасмурно. Ветер. Волны.

Никто не научился так точно изображать волны, как японские художники. Вода поднимается, верх её вздыбливается, вырастают её пальцы и щупальца, отрываются капли, зависают, летят и падают в пену.

Море бледное, светлое. Естественное дело, чайки. Магия океана – та же, что и магия пустыни. Абсолютная простота. И человек здесь – один на один с истиной: линия горизонта, плоскость поверхности воды или песков, бесконечный объём неба. Поглощает истину и поглощается истиной.

Вышел Алексей с биноклем. В бинокль долго глядел. Куда? В никуда. Но наконец высмотрел: дельфины. Во-он там, спина мелькнула. Вот ещё, ещё и ещё.