Тридцать один. Огневик

– Да! – рявкнул он. – О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.

– Но это ведь не всё? – не сдержался Евлампий.

– Да, – со вздохом подтвердил Оливье.

Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.

– Сами разберетесь, полоумные, – буркнул он через плечо.

– Не тяните, – попросил я.

– Помнишь рожу на двери в моё хранилище, – нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. – Подойди и погладь её.

– Не вздумай! – вскрикнул Евлампий. – Заклятие домовой страж слишком опасно!

Оливье скорчил удовлетворенную морду.

– Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, – подтвердил он.

– Но… – начал голем.

– Затухни! – оборвал его хранитель. – Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.

– Я не твой ученик, – убежденно сказал я.

Оливье лишь усмехнулся в ответ.

– Хорошо, – сдался Евлампий. – Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.

– Ты за ними постоянно следишь, – ухмыльнулся хранитель вкуса. – А толку, как от морской воды во время жажды.

Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.

Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.

– И? – спросил я.

– Протяни руку! – скомандовал Оливье.

Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.

– Не волнуйся, я слежу, – подлил масла в огонь Евлампий.

Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.

 Я вздрогнул.

– Не робей, – подбодрил Оливье.

– Возмущения в норме, – подтвердил голем.

Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.

– На абордаж! – весело крикнул хранитель.

– Всё хорошо, – повторил Евлампий.

Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.

Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.

– Ухо почеши, – подсказал Оливье. – Он это обожает.

Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.

Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.

– Возмущения в норме, – пробубнил голем.

– Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, – посоветовал Оливье.

– К кому? – не понял я.

– Так гремлина зовут, – пояснил хранитель.

– Странное имя, – вставил Евлампий.

– На свое полюбуйся! – гавкнула рожа на двери.

Оливье довольно заулыбался.

– Ты слышишь меня, старый друг? – спросил он.

– Только не вижу, – ответила деревянная рожа.

– Мы хотели, чтобы ты… – попытался я, но гремлин перебил.

– Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! – отрезал он. – Даю пять минут на прощания.

Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.

– Спасибо, что помогла бежать, – выдавил я.

Ирина не ответила.

– Она под чарами, – напомнил Оливье.

Я кивнул.

– А она будет помнить то, что произошло? – уточнил я.

– Нет, – отрезал Евлампий. – Колдовство не оставит следов.

Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.

Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.

– Время истекает, – напомнил Капитон.

Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.

– Отвернитесь, – строго сказал я попутчикам.

Наклонился и поцеловал Ирину.

На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.

– Вот и хорошо, – похвалил вошедший Чича. – Теперь скажите, куда пригнать корабль?

– В Блэк Бук, – сообщил Оливье.

Я механически повторил. Мысли крутились далеко, и даже пугающая поездка в мир чернокнижников не могла вернуть их обратно. Вместе с Ириной переместилась часть меня. Как теперь жить ополовиненному?

Опустив руки, я зажмурился, будто она могла вернуться. Но магия любит лишь магов, а оборотням достаются одни страдания.

– Люсьен, соберись. Сейчас не время для любовных мук, – заявил голем.

– Валун-то в воду глядит, – проворчал хранитель. – В Блэк Буке тебе понадобятся обе извилины. Если учесть, что одна постоянно думает где бы пожрать, а вторая теперь сохнет от неразделенной любви, нас грохнут раньше, чем мы доплывём до Эрлика.

И пусть. Разве это жизнь?

– Чего это он? – не понял боцман.

– Влюбился! – пояснил Евлампий.

Чича с сомнением оглядел меня и, задержавшись взглядом на руках, хлопнул себя по лбу.