Тридцать седьмое полнолуние

Возле кабинета уже сидели. Таня молча кивнула, и так же молча поднял руку коротко стриженный парень. Он – крайний.

Стукнуло откидное сиденье. Острый край врезался под колени, но Таня старалась не ерзать. Открыла учебник на заложенной странице. Она всегда читала тут, и только «Геометрию». Почему-то выказывать интерес к другому – истории, литературе или иностранному языку – ей казалось опасным. Строгие формулировки аксиом и теорем успокаивали, даже если Таня не понимала их, а не понимала часто, точные науки давались с трудом. Она не перестала приносить учебник, даже когда к ней подсели и прошипели на ухо: «Зря стараешься, они все равно не поверят. Примерная девочка! Как же!» Таня не повернула головы, и та, что шипела, ушла, мазнув по колену подолом старческого платья.

Зашел в кабинет парень. Сегодня очередь продвигалась до странного быстро.

Таня убрала учебник, чтобы потом не суетиться. Сгорбилась, зажав между колен сомкнутые руки. Часы на запястье отщелкивали минуты.

Теперь, когда Таня не закрывалась книгой, была видна над притолокой лампочка в узком жестяном колпаке. Эту лампочку Таня не любила. Она слишком напоминала фонарь, тот, над парковой калиткой.

Заболело внизу живота.

…Тогда тоже болело. Хотелось лечь, свернувшись калачиком, взять хорошую книгу и забыться. Но не лежалось и не читалось. Тревога, неприятная, как колючий свитер, заставляла ходить от окна к шкафу и обратно. У мамы на кухне шумела вода, трещала маслом сковородка; там было слишком много света, запахов и звуков. Таня погасила у себя в комнате люстру, оставив лишь настольную лампу. Присела на подоконник, боком к окну. Отсюда была видна темная улица с мутными пятнами фонарей. По влажному асфальту проскальзывали машины. Шли люди, редко кто под зонтом – дождь кончился, истончившись до мороси. «Может, к Асе?» – подумала Таня, и тут в дверь позвонили. Кто-то чужой: требовательно, с силой вдавливая кнопку. Таня вздрогнула, сползла с подоконника и прижалась спиной к стене. Позвонили снова.

– Таня! – раздраженно позвала мама из кухни. – Спроси, кто там! Знаешь же, что я занята!

Открывать не хотелось. Кончики пальцев похолодели, и руки стали ватными.

Таня не спросила и не стала смотреть в «глазок». Щелкнула замком.

На площадке стоял мужчина средних лет, в мокром плаще, с кожаной папкой под мышкой. У него было неприятное, стертое лицо, будто нарисовали карандашом, а потом мазнули ластиком.

– Татьяна Роберт Мальевская?

– Да.

– Кто-нибудь из взрослых дома? Мне нужно допросить тебя…

…Парень вышел из кабинета. Пора!

Таня с силой ущипнула себя под коленом, прежде чем встать.

В правую руку паспорт и свидетельство о постановке на учет. Может быть, сегодня повезет.

– Здравствуйте!

Удивленная, Таня остановилась на пороге. За столом сидел пожилой мужчина в штатском и быстро просматривал документы. Шторы, которые Сайгар обычно задергивал, сейчас были распахнуты. Виднелся залитый солнцем двор и воробьи, купающиеся в луже.

– Проходи-проходи. Мальевская? Садись.

Таня опустилась на стул, неловко придержав на коленях сумку.

– Мальевская Татьяна Роберт. Учетная карточка двести сорок шесть, сектор восемь.

– Капитан Савельевский. Временно исполняю обязанности твоего куратора, пока старший лейтенант Сайгар в отпуске.

Мужчина закрыл тоненькую папку.

– Так, жалоб и нареканий нет, режим остается прежним. Давай свидетельство.

Оттиск печати. Все.

Но временный куратор не спешил возвращать документы. Рассматривал Таню.

– Я слышал о тебе. Ты сильная девочка. Умеешь себя контролировать.

Таня вцепилась в сумку. Что это? Снова проверка?

– А еще ты умная девочка. Я знаю, читал протоколы. Поэтому скажу одну вещь, которую не должен говорить.

– Тогда не говорите, – перебила Таня.

– Молодец! – временный куратор улыбнулся. – Но мне бы хотелось помочь тебе.

Наверное, это как в книжках: добрый и злой следователь. Но чего еще они добиваются?!

– В УРКе работают разные люди. Собственно, как в любой другой организации. И, как в любой организации, у нас есть нормативы и показатели, отчетность и учет. То, согласно чему оценивают работу. Если сотрудник на хорошем счету, то начальству нет дела, что о нем болтают в «курилке» и как к нему относятся коллеги. Система должна работать.

Хорошее слово – «система», подумала Таня. Винтики, болтики, зубцы и шестеренки. Перемолотит и не заметит.

– Повторюсь, ты умная девочка с хорошим самообладанием. Но тебе, к сожалению, не повезло. В некоторых вопросах твой куратор излишне… пристрастен.

Так вот как это называется, усмехнулась про себя Таня.

– Ты можешь потребовать сменить куратора.

– Я? Потребовать? – В голосе против воли прорвался сарказм.

– Но только в крайнем случае. В самом крайнем, – поправился Савельевский. – По очень веской причине. Иначе будет только хуже.

– А что это изменит?

Савельевский протянул ей свидетельство.