– Димка – помнишь его? – повесился. Четыре месяца до нового л-рея не дотянул. Он видел, как Валька умирал в клинике, и не захотел… Как похоронили, я там, на юге, остался. Привыкать начал жить на одном месте. Работал в детской комнате при УРКе, я же считался в системе, даже присягу давал. Ну, хоть диплом мой пригодился.
– Детской?
– На юге инициация ранняя, созревают, наверное, быстрее. Хреновая, честно говоря, работа. Их же половину потом в резервацию, а то и… сам понимаешь.
Старики помолчали. Из малинника высунулся кот, глянул с подозрением на Матвея и снова скрылся.
– Комнату в общежитии дали, – бодро заговорил Юджин. – Я даже чуть не женился. А что? Мне и сорока не было, мог еще своих нарожать.
– Ну и?
– Игорек к тому времени уже пять месяцев работал. К нему дежурного офицера прикрепили, как до войны: смена полгода, потом меняются. Ну, а Игорек очень домашним мальчиком оказался. Родители за ним рвались, но УРК запретил.
– Почему?
Матвей представил, как Юджин морщится.
– Эффективность. Л-рей работает лучше, если он самостоятелен. Родители в этом плане сковывают.
Его бывший учитель коротко ругнулся.
– А что до мальчиков, – жестко добавил Юджин, – то УРК их списывает заранее. Потому что других вариантов все равно нет.
«Ах, сейчас заплачу», – подумал Матвей и лениво шевельнул ногой, прогоняя муху.
– Бороться с системой мне показалось бессмысленным. Да, не герой. Поэтому делал, что мог. Сначала Игорь меня ненавидел, собственно, как и других офицеров. Потом привык. Куда денешься с одиночества… С родителями видеться, как разрешили, сам не захотел. Наверное, боялся сердце рвать. Девочек близко не подпускал. Хотя, знаешь, красивый парень вырос. И умница. У него интересные статьи выходили в географических журналах, писал под псевдонимом. Умер сразу после полнолуния. Понимал, что оно для него последнее, и надорвался. Иногда мне казалось, что он специально договорился с Псами. Хотя разве можно с ними договориться?
Какое-то время доносился только стук ножа. Плеснула вода в тазу.
– Один раз померещилось, что видел среди Псов Вальку, – незнакомым голосом произнес Юджин. – Я не знаю, чего хочу больше: чтобы это было правдой или нет.
Матвей прикрыл глаза, отгораживаясь ресницами от солнца. Припекало почти по-летнему, и двигаться не хотелось. Хотелось, правда, квасу, что стоял у старика на кухне в трехлитровой банке, – домашнего, с резким привкусом.
– …пенсия по выслуге, все поездки год за полтора считали. Да и куда я, старый хрыч, с таким? Пацан из уличных, мат-перемат, кастет, нож и авторитет на весь городишко, потому как живучий, из драк всегда победителем выходил. Через неделю он дежурного офицера пырнул и сбежал. По Псам засекли.
– Страшно было?
– Конечно. По первости спал вполглаза. Потом выбил ему курсы по экстремальному вождению. Слава богу, переключился с меня на мотоцикл. Официально в соревнованиях не участвовал, не допускали, а так выступал. Даже в кино пару раз снялся, каскадером.
Матвей вспомнил, как засмеялся тогда Рамиль: «Псы нашли тебя. Это значит, я скоро сдохну».
Он ошибся.
…Там воняло спиртом и хлоркой. Когда вернется в гостиницу, подумал Матвей, то первым делом полезет под душ и будет долго отскабливать с кожи больничный запах.
Он стоял перед стеклянной стеной. За ней, в узких сотах, теснились койки. Над каждой висели приборы, от них тянулись провода и трубки, опутывали неподвижные тела. На подушках замерли одинаковые бритые головы, облепленные датчиками. Одинаковые худые плечи торчали из-под простыней.
На дверях были вставлены в прорези таблички: «Арсений Валентин Шевейко. Код 2.6», «Дени Кир Ченский. Код 14.9».
Первые цифры шифровали проклятие. Последняя обозначала степень опасности, выше шестерки – неконтролируемые.
«Рамиль Оскар Фрея. Код 0.0»
Матвей сунул руки в карманы джинсов и сжал кулаки.
– Вы выбрали неудачное время для посещения, – сказал за спиной врач. – У него бывают периоды ремиссии.
– Часто? – Матвей не обернулся.
– Сейчас реже, но все-таки… Загляните через недельку.
Это навряд ли. Им не о чем разговаривать.
– А каковы прогнозы? В принципе.
– Я не уверен, что имею право предоставлять вам эту информацию.
Матвей шевельнул плечом.
– Я все равно узнаю.
– Ну… Лет десять протянет. С нашей поддержкой.
– Вот так? – Матвей показал подбородком на бронированное стекло. – А зачем?
За спиной помолчали, потом врач ответил:
– Всем хочется жить.
– Жить?! Куском мяса на койке? – в ярости повернулся Матвей. – А вы у них спрашивали?
Глаза у врача были светлые, в рыжем пушке ресниц. Он спокойно смотрел Матвею в лицо.
– Спрашивал. Если примут закон об эвтаназии, желающие, конечно, найдутся. Но, думаю, их будет не так уж много.
– Если… Сначала примите, а потом рассуждайте!
– Я врач, а не политик. Мое дело – быть с больными, а не заседать в сенате. У вас есть еще вопросы?
Матвей снова посмотрел на таблички. «Двойка» – энерговампир.
– Этому сколько еще осталось?