Тридцать три несчастья

Люба недолго брела по слякотной Москве, наткнувшись на вывеску «Постижерное ателье». Зашла. Ну, ателье не ателье, а скорее, парикмахерская широкого профиля, но малого метража. Пара кресел парикмахеров, столик маникюрши, стеллаж с париками на болванках. Люба тоскливо уставилась на это волосатое убожество. «Вы что-то выбрали? Ой, Люба!» Знакомое лицо, но вспомнить не смогла. «Я Варя!» О, это же старшая дочь Лены, с которой она в больнице лежала. Варя тараторила, что здесь два месяца уборщицей и ученицей. Надоела деревня, надоела свекровь, надоел муж – сбежала. «А я наоборот, сначала собралась помирать, а потом внезапно решила выйти замуж». И сняла шапку. Вся парикмахерская охнула. Потом самая толстая из них мягко сказала: «Ну, можно и так. И ещё длинные серьги. Это авангардно». А Люба вздохнула: «Не поймут. Лучше бы что-нибудь традиционное». Толстуха хлопнула в ладоши: «Сделаем! Соня, шатен, самый короткий! Неля, займись макияжем!»

В общем, на следующий день её из этой парикмахерской выводили к свадебному лимузину, набросив на плечи новую шубу. А Варя вслед за ней свидетельницей выпорхнула. И отвисли челюсти у Игоря и Стаса. И прослезилась тётя Клава. А когда у загса их встретила команда жениха, здесь тоже равнодушных не было. Поджала губы при знакомстве тётка Анатолия. Нагло уставился на невесту уже принявший на грудь тёткин сынок. «Ну, недаром Алиска об тебя зубы точила, – выпалил свидетель Валера. – А я-то, лопух, как такую кралю проморгал! Конечно, ходит такая Золушка в чепчике и фартуке!» Впрочем, он и свидетельницей остался доволен, сразу притянув её за талию. Только жених, кажется, не заметил Любиного преображения. Скорее всего, его многолюдье ошарашило. Люба взяла его за руку и повела к мраморному крыльцу Дворца бракосочетаний. «Какая красивая пара!» – вырвалось у одной из женщин, выскочивших перекурить. Люба бросила взгляд на зеркальную стену напротив входа. Ну, здорово её в парикмахерской загримировали! Паричок под короткую стрижку, очень лёгкий макияж на бледном лице. Такая фарфоровая куколка, даже незаметно, что старше жениха. Рядом тёрла платочком сухие глаза тётя Анатолия. «Вы как Гензель и Гретель, – шепнула ей тётя Клава. – Жалко, что мальчик не того цвета». «Две фальшивые тётки льют фальшивые слёзы», – пробормотала Люба. «Почему это я фальшивая?» – возмутилась та. Значит, насчёт прочего возражений нет.

Дальше была поездка по столице и банкет, где гости говорили о марках цемента, СНИПах и марже. Любина тётка давила авторитетом полковничихи Толину тётку и от этого наливалась довольством. Ещё она прошлась пару раз со Стасом в медляке, на вальс сил не хватило. Кузен жениха напился в первые полчаса и был тихо увезён восвояси. Виктор Васильевич, понадеявшись на Любу, закусывал и подрёмывал. От души веселились только свидетели. Они танцевали, шутили, целовались чаще новобрачных. Поймав опасливый взгляд Любы, Игорь шепнул: «Не переживай за подругу, Алиса уже в отставке».

Ну, а потом Люба уловила, что у Анатолия лицо побледнело, и незаметно вывела его из зала. Приступ оказался не таким уж эффектным: короткий и не бурный, а потом ступор. Люба решила сопровождать больного в клинику, переодевшись прямо в машине и оставив мужчин руководить банкетом и, когда их отсутствие заметят, сказать, что молодые уехали в свадебное путешествие. В сознание Анатолий так и не пришёл. Прощаясь, Виктор Васильевич сказал: «Дочка, не думай, что он несчастный. Я двадцать лет с государственных больницах работал. Видела бы ты, в каких условиях живут больные в семьях и стационарах! Мальчику повезло, что после смерти брата его Игорь Николаевич взял под опеку. Проблемы опекуна Анатолия не касаются, эти случайные денежные дела скоро кончатся, а комфорт и уход останутся. А вот зачем ты ввязалась в эти сомнительные игры?». Ей стало невыносимо стыдно. А потом обозлилась: какого чёрта? «А мне до комфорта и ухода далеко. У меня рак, меня жилья лишили и как у бездомной детей отобрали. Что мне эти игры! Я ради своих детей согласна банк ограбить. Но вашего пациента я не обижала». Медик смутился: «Вот ведь что бывает, когда берёшься судить, не зная обстоятельств!» «Да ладно, проехали. А как вы выдержали столько лет на такой работе?» «Девочка моя, у меня дома две нервные дочери, три капризных внучки и два зятя-дармоеда. Я их всех люблю, даже зятьёв, но здесь я отдыхаю!»

Тётя Клава вернулась домой сразу после свадьбы на ночном поезде в сопровождении Стаса. Люба с Игорем спустя сутки уехали на автобусе.

Нападение

За неделю с небольшим в одиночестве Люба потеряла боевое настроение. Отвечала на редкие звонки детей, обещала приехать в следующий выходной, мол, засопливилась. Тёте Клаве звонила регулярно, сначала врала, что стоит то в колоннаде Казанского собора, то со стороны хвоста коня медного всадника… потом врать стало лень, и выдала то же самое: насморк, в гостинице отлёживаюсь. Хоть за тётку волноваться не приходилось, к ней двоюродная сестра в гости приехала.