Тридцатая застава

— Да что там? Наоборот, веселее будет. Вот эту? — Чемерыс кивнул в сторону Греты, которая уже успела переодеться и стояла среди молодежи, о чем-то оживленно беседуя.

— Прелестная девушка, не правда ли?

— Тогда приглашайте вашу даму, а я позову шофера.

Через несколько минут из школьного двора выкатилась «эмка» и помчалась на восток, взбивая легкую пыль по дороге.

Чемерыс устало скользил взглядом по сторонам, Геллер и Грета болтали о разных пустяках, шофер сосредоточенно всматривался в дорогу — все внешне выглядело обычно: компания едет на прогулку.

Через два с лишним часа благополучно добрались до Ольхового. Эрих Геллер пришел в восторг от бывшего поместья Фишера и очень удивился, узнав, что таким большим хозяйством руководит неказистый с виду молодой паренек.

Недоля и Ванда узнали Николая Степановича и в непривычной для него штатской одежде. Им очень хотелось поговорить с ним, расспросить о знакомых пограничниках, но немец ни на шаг не отпускал своего спутника. Гости осмотрели дом, потом долго бродили по саду, восхищаясь виденным. Недоля ходил за ними следом как хозяин колхоза, а Ванда издали злыми глазами посматривала на красивую немку.

На обратном пути Геллеру захотелось посмотреть лес. Свернули по глухой просеке к Збручу и на полянке устроили небольшой привал. Чемерыс кивнул шоферу, и тот достал из кабины бутылку водки и закуску.

— О-о! Русски водка и русски лес! Отшень романтик, не правда ли, каспада? — восторгался Геллер — Выпьем за дружба! Надеюсь, мы еще не раз встретимся им дизер вальд. Здесь так чудесно!

— Милости просим, — сдержанно ответил Чемерыс. — Мой дом и моя машина к вашим услугам.

К концу дня они возвратились в Фридрихсталь. Чемерыс с трудом преодолевал дремотное состояние. Простившись с Гретой у школы, Геллер рассыпался перед услужливым спутником в любезных изъявлениях благодарности.

— Очень, очень благодарен вам за гостеприимство! Данке шен! Но, как говорят у вас, долг платежом красен. Приезжайте к нам в Берлин — дорогим гостем будете… — оживленно тараторил немец по-русски, и Чемерыс заметил, что после русской водки Геллер не так безбожно калечит слова, как раньше.

— Данке шен, — с трудом подбирая слова, заговорил Николай Степанович. — Как-нибудь выберем время, чтобы посетить вашу столицу. Обязательно наведаемся!

— Это будет очень любезно с вашей стороны. — Геллер перешел на родной язык, с удивлением оглядывая странного русского: до сих пор он не проронил ни единого слова по-немецки. «Странно, почему он скрывал, что владеет нашим языком? И как понять его подчеркнутую сегодняшнюю любезность? Обычное русское гостеприимство или…?»

Неясная тревога охватила абверовца. Она не покидала его и вечером, когда он приводил в порядок свои наблюдения во время поездки. «Состояние дорог неважное, но танкопроходимость местности удовлетворительна. Воинских гарнизонов не видно, как и пограничных укреплений. Но чем объяснить поведение этого странного субъекта?» — сверлила мозг назойливая мысль разведчика.

A еще через два дня на путях пыхтел паровоз, готовый подхватить разномастный состав с репатриантами. Последние минуты. Прощаются члены комиссии, благодарят друг друга за «совместную плодотворную работу». Геллер с деланной приветливой улыбкой пожимает руку Чемерысу и уводит сияющую Грету в специальный вагон для членов комиссии.

Поезд ушел. Уехал с ними и Курт Краузе, так и не решив до конца, где его настоящая родина. «Как это все сложно и запутано», — грустно думал он, глядя туда, где скрылось родное село.

4

В более сложные отношения со своей родиной попал бывший лесничий из Приднестровья Иван Минович Кривошлык. Женившись накануне первой мировой войны, он с трудом добился места в небольшом лесничестве. А юношеские планы были огромны.

…Сколько раз гимназист Ваня видел себя в мечтах на лихом скакуне, с острой саблей в руках! Как вихрь налетает он на врагов, обрушивает удары на их головы и возвращается с победой.

И вот он уже известный полководец, перед ним склоняют головы сильные мира сего, а враги трепещут, прослышав о нем. Какие враги? Раз существует государство, то будут у него и враги, будут и войны. Так уже заведено испокон веков от Ганнибала и Александра Македонского…

Перед первой империалистической войной родилась дочь Ирина и он рад был, что его не трогают — молодой отец вдруг потерял всякую охоту к ратным подвигам. Надо жить для дочери. Что он оставит ей в наследство?

Но вот прогремели первые раскаты революционных боев, в голове возродились былые мечты о ратных подвигах… Сичевые стрелки в синих жупанах, гайдамаки, гетьман, возрождение казачества… Как не потерять головы в этом угаре? Закружились вокруг него события, и сам он запутался в этой круговерти. Даже не замечал, как все менялось, мельтешило вокруг и гетьман, и директория, и Петлюра, лесные батьки. Уже не в мечтах, а в действительности летал на коне впереди своей сотни, рубил головы… Кому? Врагам? Каким?..